Дэвид Зинделл - Экстр

Следом послышался шорох простыней и стон.

— Извините меня, благословенная Харра. — С энергией, удивительной для человекач, так долго обходившегося без сна, Данло вскочил на ноги и ушел в спальню. Довольно долгое время спустя он вернулся и снова сел. — Это Томас Ивиэль. Он очень страдает.

— Мы слышали, что он получил ожоги в бою за космодром.

— Да. — Данло, сейчас далекий от юмора, насколько возможно для человека, смотрел на свои руки и почти чувствовал, как горит и обугливается его белая кожа.

— Мы слышали, что он умирает.

— Да, — тихо подтвердил Данло. — Он умирает.

— Мы слышали, какую заботу проявляет светоносец к умирающим. Мы позволяем это только потому, что вы — это вы.

— Простите, благословенная Харра, но их так много — тех, кто умирает. Кто бы мог подумать, что их будет так много.

— Но живые тоже нуждаются в нашей заботе.

— Да… я знаю.

— Мы слышали, что вы спасли одного человека. Алезара Ивиунна — так, кажется?

Данло с грустной улыбкой кивнул. Он сидел над этим Алезаром неотлучно, поил его и играл ему на флейте.

— Вы — светоносец, человек без страха, исцеляющий живых и беседующий с мертвыми. Многие говорят, что вы и умирающих можете исцелять.

— Нет. Умирающие… только сами могут исцелиться.

— Говорят, что вы несете свет в своих ладонях, и ваше прикосновение — все равно что солнце для цветка.

Данло закрыл глаза, вспоминая то, что увидел в себе во время светоприношения.

— Мы все — это только свет, правда? Чудесный свет. Он внутри всех вещей. Все вещи — это он и есть. Он… знает себя. Он движет собой и создает себя из себя же, он струится, он — новые формы, и сила, и цель. Я знаю, что любой человек способен исцелить себя сам. Я почти что вижу этот благословенный путь. Я чувствую его в своих руках, и в крови, и глубже — он горит в каждом атоме моего существа, как огонь. Это пламя делает живыми нас всех, благословенная Харра. Оно горит, воссоздавая себя, а мы горим, воссоздавая себя, и мы все знаем как, правда знаем. Мы просто не знаем… что мы знаем.

Харра смотрела на него, как на младенца, который родился на свет с сияющими глазами и смехом, славящим красоту мира, — или с плачем над болью этого мира. Казалось, что она прислушивается к окружающим их звукам: стонам Томаса Ивиэля, разрывам бомб на других уровнях города, своему дыханию. Попугай завозился в своей клетке. Он производил слишком много шума, и Данло перенес его подальше от спальни, к алтарю, чтобы не тревожить умирающих.

— На Таннахилл вас привело несколько целей, — тихо, почти шепотом, заговорила Харра. — Вы прибыли сюда как эмиссар нараинов и пилот своего Ордена — а возможно, и как сын, ищущий своего отца.

— Да, — сказал Данло, слушая шум дыхания у себя внутри.

— И, возможно, самой главной вашей целью — во всяком случае, самой близкой вашему сердцу, — было найти лекарство от Чумы.

— От медленного зла.

— От болезни, против которой нет средства.

Оно есть, подумал Данло. Прямо здесь, в этом затерянном мире. Я нашел его. Твердь была права — я всегда его знал. И когда-нибудь я найду способ использовать это знание.

— Средство есть, — сказал он вслух. — Когда-нибудь я принесу его своему народу. Они умирают, благословенная Харра, — медленно, но умирают.

— Когда мы впервые сказали вам, что такого средства нет, мы были опечалены так, что никакие слова не могут выразить. — Глаза Харры увлажнились. Данло не совсем понимал, что составляет предмет ее скорби: обреченные Архитекторы, жертвы Чумы или боль самой вселенной. — Но судя по словам, которые вы произнесли, оно действительно может быть.

— Да. — Кто знает, что возможно, а что нет? Возможности бесконечны. Данло вспомнил о Тамаре Десятой Ашторет — настоящей Тамаре, чью душу изувечили под очистительным шлемом в Невернесе, и в тысячный раз задумался, есть ли средство вернуть ей потерянную память.

Харра сделала глубокий вдох и посмотрела на Данло с любовью, которую цветок мог бы питать к солнцу.

— Мы рады, что вы пока остаетесь с нами, но должны вам сказать, что дворец не совсем безопасен.

— Разве есть где-нибудь полностью безопасное место, благословенная Харра?

— Мы полагаем, что Бертрам попытается взять дворец штурмом. Мы не хотели бы, чтобы с вами случилось что-то дурное.

Теперь Харра смотрела на него, как бабушка, боящаяся за своего внука, и Данло почувствовал, что его глаза тоже увлажнились. Он видел Харру всего несколько раз, но успел полюбить ее.