Дэвид Зинделл - Экстр

Он неверно употребляет метафоры, подумал Данло. Все эти люди, взрослые и дети, — прекрасные цветы, которые следовали собственной истине и умерли от света собственных взорванных солнц.

— Бывало, что и другие отворачивались от Эде, — продолжал свою речь Бертрам. — Даже Достойные Архитекторы, бывшие некогда такими же, как мы. Нас крайне тревожит то, что этот Данло ви Соли Рингесс выступает от имени нараинских еретиков. Он говорит, что молится о мире, но действительно ли его цель — это мир?

Старый брыластый ивиомил Демоти Ивиаслин, сидящий позади Бертрама, поднялся на ноги, будто по сигналу, и одышливо произнес:

— Давайте спросим этого пилота, входил ли он в те запретные кибернетические пространства, с которыми, как известно, контактируют нараины вопреки правилам воспроизведения, изложенным в «Схемах»?

Данло тогда рассказал Койвунеймину почти обо всем, что произошло с ним на Новом Алюмите. Он воздержался от описания своего экстатического слияния с высшим существом по имени Шахар, однако признался, что входил в кибернетическое Поле и общался с Трансцендентальными Единствами.

— Поистине они сияют, как звезды, — сказал он, — но я старался не отворачиваться от них.

— Кощунство! — завопил внезапно Бертрам. — Пилот кощунствует, и нам, видимо, следует простить его, ибо он всего лишь наман. Но еретикам нет прощения. Они покинули лоно Церкви и потому являются не только еретиками, но и отступниками. Мы должны решить, как поступить с ними. Мы должны найти решение нараинской проблемы, пока еще не поздно.

Еще один ивиомил позади Бертрама выкрикнул: — Что делать с нараинами?

— Что делать с Новым Алюмитом? — подхватили сторонники Бертрама по всему залу.

— Объявим фацифах! — вскричал краснолицый старейшина.

— Объявим священную войну! — поддержали сразу несколько голосов. — Смерть еретикам!

В зале поднялся шум: одни призывали к войне, другие, наподобие Лео Толова и Варезы ли Шен, урезонивали их. Наконец Харра Иви эн ли Эде потребовала тишины и напомнила старейшинам:

— Теперь не время обсуждать объявление фацифаха. Мы собрались сегодня для разговора с Данло ви Соли Рингессом.

— Тогда я должен задать пилоту еще один вопрос. — Лицо Бертрама в ярком свете зала напоминало старый темный череп. — Не называют ли нараины себя богами? Не объявляет ли кто-нибудь из них себя Богом, в насмешку над всем, что свято?

Остроконечная голова Бертрама напоминала Данло гору Уркель, которая высится над Невернесом. Данло вспомнился один нараинский безумец, Тадео Ахараньи, — он действительно объявил себя Богом Эде. Не желая говорить неправду и подозревая при этом, что Бертран уже знает ответ на свой вопрос, Данло рассказал старейшинам об этом человеке.

— Тадео Ахараньи действительно называет себя Богом Эде, но подразумевает под этим только то, что он и Бог Эде сотворены из той же субстанции. И что дух в них один. Этот дух разделяют все, и нараины, и Архитекторы Церкви, ведь правда? Я думаю, что нараины с Нового Алюмита остались верны духу эдеизма.

— Ты так думаешь? — в бешенстве вскричал Бертрам. — Наман хочет поведать нам нечто о духе Эде?

— Дух — всегда дух, разве нет?

— Но еретики насмехаются над Эде! Их попытка создать новую религию есть насмешка над Священным Алгоритмом!

— Но разве ваша Церковь не учит, что…

— Что может наман знать о нашей Святой Церкви?

Данло помолчал, прижимая кулак ко лбу, и спросил: — А вы что знаете о вашей Церкви?

— Что-о? Что ты сказал?

— Если вы не признаете святости чужой религии, то и святость своей вам тоже недоступна.

— Я вижу перед собой еретика! — вскричал Бертрам. — Он сидит в нашей священной Палате и изрыгает ложь! Вернее сказать, он был бы еретиком, если хоть когда-нибудь принадлежал бы к истинной религии.

— А всех еретиков следует убивать — так по-вашему?

— Их следует спасти от них же самих! Мы очистим их от негативных программ — так выжигают грибок с пораженного болезнью лица. — Для этого используется огонь, идущий от убитых звезд?

— Не следует, думаю, удивляться тому, — произнес после паузы Бертрам, — что одного намана беспокоит судьба других, обреченных на гибель.

— Это были люди! — Данло редко испытывал против кого-то, гнев, но сейчас в нем вскипала черная ярость — он чувствовал это по учащенному сердцебиению и страшному жару, разлившемуся по телу. — Матери и отцы… и дети, игравшие с цветами на солнце.

— Наманы, всего лишь наманы.