Сергей Плеханов - Заблудившийся всадник. Фантастический роман

— Не отказался бы сейчас от самоварчика, — хмыкнул Ильин.

— Ничего, даст бог, будете недельки через три вкушать — хоть с баранками, хоть с сахаром колотым… Так вот, чай мы пить не пойдем, несмотря на великий к тому соблазн. В самом деле — представьте: мы знаем, что от нашего желания сейчас зависит все, что будет.

— Ну уж…

— А кто торпеду времени запустил? Думаете, то, что вашу былину тысячу раз по всей Руси пропоют, прослушают, повторят, каждого младенца и отрока на ней воспитают — это баран чихнул?

— Это, кстати, совсем обратное доказывает. Я был всего лишь орудием истории. Ведь, во-первых, я про Добрыню и змея не сочинял, а во-вторых, былина случайно, помимо воли моей вырвалась.

— Никакого противоречия тут нет. История, как вы ее именуете, или Рок, Судьба, по моему разумению, действительно сделала нас орудиями своего промысла. Но — мыслящими орудиями. Ведь то, что мы сейчас говорим, есть процесс осознания нашей самостоятельности, постижения своей миссии… Мы с вами вольны сию минуту весь этот замысел на попа поставить. Но не сделаем этого…

Воздвиженский сидел, уперев руку в подбородок, и испытующе смотрел на Ильина. Тот покраснел, словно его уличили в чем-то постыдном, и спросил:

— Это вы к тому, что я в будущее хочу уйти? Но я не могу иначе, нет сил…

— Вы зря заволновались. Я ничего подобного и в мыслях не держу. Напротив, считаю, что ваша миссия — вернуться и сберечь таким образом знание… Нет, я потому замолчал, что представил себе, какая бездна перед нами — шагни и… Но не сделаем этого, потому что мы — люди идеи, люди долга. Мы не сможем жить, если обманем того, кто возложил на нас эту миссию. Судьба России — я ни одного кирпичика не потревожу в этом храме. Я счастлив, что мои кости будут лежать в его фундаменте…

Он поднялся и быстро вынырнул наружу. Ильин посидел, глядя, как голубой овал входа пересекают пухлые облака, потом выбрался вслед за Воздвиженским. Старик обернулся к нему и сказал:

— Знаете, нашло что-то сентиментальное. Старость не радость, как видите…

— Да я сам, знаете, чуть не…

— Ну ладно, будет. Вы хорошо помните летописи? Может быть, что-то из житийной литературы?

— К сожалению, не очень… А насчет житий — вообще…

— Меня больше всего интересует личность Антония, основателя лавры, о котором говорится в Киево-Печерском патерике. Там, помнится, были указания на его житие. Но в мое время, когда я учился, оно было уже утрачено.

— Ха! — Ильин чуть не подскочил на месте. — Так ведь я могу вам человека представить, который это житие наизусть знает — он мне сам говорил… Старообрядец из семнадцатого века, тот, что вместе со мной сюда попал. В его эпоху это житие, видимо, еще существовало…

— А как зовут его?

— Иван. То есть… то есть Антоний. — Теперь Ильин чуть не сел прямо на кучу глины, вынутой из пещеры. — Так он ведь на Афон собрался…

Воздвиженский посерьезнел и, требовательно глядя на Виктора, сказал:

— Так что же вы молчали-то?! Антоний Печерский, по сведениям патерика, действительно был на Афоне, прежде чем основал первый русский монастырь! И что это с памятью у вас, сударь, — то Иван, то Антоний…

— Он постригся здесь… У Иоакима, епископа Новгородского.

— И старообрядец к тому же? — На щеках Воздвиженского появились багровые пятна. — Да вы понимаете, что это значит? Это человек, который даст монастырю сугубо национальное направление! Старообрядцы, с их враждой ко всему иноземному… А говорили, что в случайной компании сюда угодили! Эх вы, «никакого исторического смысла», «просто физическая реальность»… Где он, ваш Антоний?

— В Десятинной церкви псаломщиком служит…

Ильин стоял перед горой узлов и туесов, громоздившихся у входа в пещеру, и решительно говорил:

— Ни в коем случае не возьму, Варфоломей Михайлович! Можно подумать, вы меня в кругосветное путешествие снаряжаете. Еще раз повторяю: через двадцать дней я — кровь из носу! — должен быть в вашем кратере.

— Кто вам сказал, что обязаны все это съесть? Не забывайте: по меньшей мере неделю вы потратите на подъем по Ворскле до волока на Донец. Придется нанимать гребцов или бурлаков, а они в еде ох как проворны. Потом, учтите, в хазарских землях вы за деньги ничего не купите. Кочевники предпочитают обмен товара на товар. Вот и сторгуете себе лошадей…

— Да я кафтан малиновый отдам…

— На такую диковину они не клюнут. Это не викинги, склонные к щегольству… Кстати, если уж вы непременно хотите что-то дать в возмещение этого добра — оставьте мне кафтан. Я хоть иной раз облачусь в него, налью винца, почитаю Платона — все представишь себя ближе к дому…