Анна и Сергей Литвиновы - Обострение чувств

Результаты их информационных поисков и запросов появились только на следующий день к вечеру. И оказались в высшей степени удивительными.

На самом деле бизнес Фомина заключался в следующем: он организовал (говоря языком протокола) устойчивое преступное сообщество, в которое вовлек представителей правоохранительных структур. Сообщество еще в середине прошлого года попало в оперативную разработку, и выяснилось, что в нем состоит пара полковников милиции и даже один генерал-майор, не говоря уже о всякой там мелочи в чине капитана и ниже. Деньги группировка зарабатывала наглым и подлым путем: милиционеры наезжали на какую-нибудь фирму, промышляющую «серым» и «черным» импортом электроники (компьютеры, мобильники, телевизоры и прочие полезные гаджеты). Наезд проходил по всем правилам, устраивалось настоящее «маски-шоу» – топот бойцов ОМОНа, команды «Всем встать!», «Ноги расставить, лицом к стене!»… Незаконно ввезенные товары правоохранители конфисковывали и затем – практически тут же! – перепродавали конфискат за полцены фирме Фомина. А тот уже реализовывал его в розницу – отсюда и низкие цены, и огромный оборот.

Дело процветало, но потом между подельниками начались разборки. По одним сообщениям, причиной их стала самодеятельность милиционеров, которые вместо того, чтобы наезжать на фирмы, конфисковывать товар и сбывать его Фомину, занялись банальным рэкетом: приходили в компании-жертвы и требовали выкуп за то, чтобы оставить их в покое. Естественно, что при таком раскладе господину Фомину не доставалось ни-че-го.

По другой версии (гораздо более неприятной для Тани с Димой), толчком к раздорам между преступными правоохранителями и Фоминым стала неумеренная рекламная активность последнего. Она ужасно раздражала высокопоставленных ментов, которые справедливо полагали, что чем меньше внимания проявляется к их делишкам, тем лучше. Они попытались урезонить любящего саморекламу Фомина, но тот в грубой форме отказался.

Так или иначе, между милиционерами-рэкетирами и Фоминым началась самая настоящая война. Сразу после Нового года он перешел на нелегальное положение и стал зачищать концы. Чекисты, разрабатывающие дело, полагали, что горе-бизнесмен просто сошел с ума – Фомин выдал преступным группировкам заказ на устранение всех чиновных милиционеров, участвовавших в его бизнесе. Сам-то Петр Федорович уже был объявлен во всероссийский розыск и в розыск по линии Интерпола, однако в борьбе с бывшими подельниками счет покуда оставался два – ноль в его пользу: киллеры успели ликвидировать милицейского генерала и полковника, входивших в организованное им сообщество. Фомина же отыскать пока не удавалось.

Таня с Димой обсудили полученную информацию. И получалось, что ситуация с внезапно сбрендившим заказчиком – самая для них неприятная. Они запросто могли попасть под раздачу, что называется, до кучи. Раз Фомин спятил и идет до конца, то вполне мог заказать и Садовникову с Полуяновым.

А если заказ на них обоих действительно существует – как спасаться? Как бороться? Прятаться всю жизнь – или хотя бы до тех пор, покуда не разыщут и не обезвредят Фомина?

Самим пытаться искать его – безумно и бессмысленно, раз уж все полицейские мира не в состоянии преступника схватить. А пассивное ожидание (чего? избавления? смерти?) и для Тани, и для Димы, натур очень деятельных, было самое худшее, что только можно придумать.

Подавленные, друзья разошлись по комнатам спать.

Татьяна никак не могла заснуть. Она ворочалась с боку на бок, то прикрывала ухо подушкой, то заматывалась с головой в одеяло – и понимала всю бесполезность своих действий. Потому что вскоре осознала, что больше всего в деревенском доме ее угнетает тишина. Давящая, мертвенная тишина. Птицы, расщебетавшиеся днем, на закате примолкли. Ни шума проезжающих машин, ни музыки, ни грохота лифта, ни даже крика петухов или гавканья собак – только гулкое, всепроникающее безмолвие. Оно кого хочешь может свести с ума!

«Все-таки я исконный городской житель, – думала девушка. – Сельская идиллия мне явно противопоказана».

К тому же… В этом стыдно было признаться даже самой себе, но все два дня, покуда они делили убежище с Димой, Татьяна подсознательно ждала, когда он возобновит свои попытки сближения. Однако журналист, на первый взгляд совершеннейший плейбой, теперь вдруг стал вести себя предельно корректно. Ни сального взгляда, ни циничного намека, не говоря уже о прикосновениях или поглаживаниях. Конечно, она бы дала ему отпор, если что, – но пока приходилось лишь подтрунивать над ним и над его верностью библиотекарше. Однако… Ухаживать Полуянов за подругой по несчастью так и не начинал.