Спартак Ахметов - Алмаз «Шах» (сборник)

Вдруг сдержанный Коля стал как-то странно кхекать и тыкать в воздух пальцем. Я удивился и посмотрел. И вскочил. Прямо на нас плыл голубоватый шар (а ветра уже почти не было). Он напоминал первомайский воздушный шарик, за ним даже тянулся тонкий шнурок. Потом я разглядел, что шнурок был какой-то ненастоящий, похожий на водоворотик, когда из ванны выходит вода. Временами на нем что-то мелко-мелко вспыхивало или искрило. Сам шар светился бледным светом. Раза два он как бы лопался, испуская более сильный голубой свет (пахло озоном), но тут же снова возникал. Листья кустарника и травинки при его приближении шевелились и тянулись к нему. При этом они освещались белесо-голубым светом, что особенно хорошо было видно, когда солнце зашло за тучу. А вот комары от шара отскакивали как ошпаренные. Они буквально шарахались.

Да, забыл сказать, что сам шар аккуратно обходил все препятствия. Огибал кустики, поднимался там, где трава была выше, проплыл точно между двумя каменными глыбами. Размером он был с нашу люстру, что в кухне, сантиметров двадцать — двадцать пять в поперечнике. А летел примерно на уровне моей груди. Звуков никаких не издавал.

Мы с Колей стояли словно каменные бабы. Шаровая молния целилась прямехонько мне в грудь и не думала сворачивать. До нее оставалось не больше двух метров. Я инстинктивно закрылся интерферометром. Почему-то прибор шару не понравился. Он застыл на месте, потом медленно двинулся в сторону. Я осторожно поворачивался, заслоняясь все тем же ИПом. Сообразительный Коля спрятался за меня.

Шар катился вниз по склону сопки, пролетел между двумя лиственницами и скрылся в чаще. Мы долго смотрели в ту сторону, но не слышали взрыва и не видели вспышки. Минут через десять пошел дождь…

Вот так твоя любимая шаровая молния едва не укокошила не менее (надеюсь!) любимого супруга!

Однако шутки в сторону. Для вящего привлечения внимания и чтобы облегчить работу твоим подслеповатым глазкам, дальше пишу большими буквами.

ЗАКРЫВАЯСЬ ИНТЕРФЕРОМЕТРОМ, Я СЛУЧАЙНО ВЗГЛЯНУЛ НА ШАРОВУЮ МОЛНИЮ В ОБЪЕКТИВ. ТАК ВОТ: В ПОЛЯРИЗОВАННОМ СВЕТЕ БЫЛА ВИДНА ИНТЕРФЕРЕНЦИОННАЯ ФИГУРА В ВИДЕ ПРЯМОГО КРЕСТА! ЭТО СОВЕРШЕННО ТОЧНО, ПОТОМУ ЧТО, КОГДА ШАР ОТПЛЫВАЛ, Я УСПЕЛ СФОКУСИРОВАТЬ ОБЪЕКТИВ. БАЛКИ КРЕСТА ПОЧТИ ЧЕРНЫЕ, ПРОСВЕТЫ МЕЖДУ НИМИ — ОТ ТЕМНО-СЕРЫХ ДО СИЗОВАТО-СЕРЫХ.

Полагаю, что я первый человек, который исследовал шаровую молнию с помощью…

Соня, прости, меня торопят. Сейчас вертолет уйдет в Туру.

P.S. Кстати, подобные кресты характерны для сферолитов и напряженных кристаллов.

Они стояли около установки, заглядывая в смотровые окна. Годунов в белом халате напоминал шеф-повара, по небрежности не прикрывшего лысину высоким колпаком. Софья Петровна возбужденно шмыгала носом. Чуть слышно тарахтел насос, стрелка вакуумметра медленно ползла вправо. «Пора», прошептала Ивернева и перекрыла кран. Одновременно она отвернула вентиль баллона с жидким озоном. Сбоку камеры ударила темно-синяя струя, но тут же распушилась, взлохматилась, превратилась в клубы тумана, который быстро заполнил камеру. Блестящие шары электродов стали матовыми.

— Даю разряд, — сказала Ивернева.

Ярко-желтая волнистая линия мгновенно соединила электроды. Послышался резкий треск, приглушенный бронированными стенками камеры. И почти тут же на линейной молнии, словно бусы на нитке, вздулись разнокалиберные голубые сфероиды. Самые крупные достигали двадцати сантиметров в диаметре. Линейная молния исчезла, и бусы медленно поплыли в разные стороны, не приближаясь, однако, к стенкам камеры. Некоторые взрывались наподобие мыльных пузырей, некоторые прыгали друг на дружку и сливались, на какое-то время становясь фиолетовыми.

Годунов смотрел, напряженно щурясь и оскаля ровные зубы. Пальцы его, стиснувшие поручень, побелели.

— Интерферометр, — напомнила Софья Петровна.

Годунов заглянул в окуляр. Крутнул его, настраивая резкость. Один из сфероидов вплыл в поле зрения. Он казался не голубым, а серым. Сфероид был перечеркнут густо-фиолетовым крестом, балки которого к центру быстро сужались.

— Да, — выдохнул Годунов. — Действительно.

В камере остался только один шар, самый крупный. Он прыгал в разные стороны, будто его дергали. По поверхности плыли какие-то разводы, пятна, спирали. Годунов потер ладонью уставшие глаза. Когда он опустил руку, шар уже исчез.