Филип Дик - Рууг

- Решение принято наверху, - сказал второй рууг. - Приходится учитывать так много факторов…

- Я понимаю.

Они дружно посмотрели на Бориса и отодвинулись от забора. Остаток разговора пес не слышал.

В конце концов рууги убрали свою карту и ушли.

Тогда Борис подошел к забору и понюхал его. От досок шел гнилой, тошнотворный запах руугов, шерсть на спине пса встала дыбом.

Когда вечером Альф Кардосси вернулся домой, пес стоял у калитки и глядел на улицу. Альф открыл калитку и вошел во двор.

- Ну, как дела? - спросил он, похлопав пса по боку. - Кончил нервничать? Какой-то ты дерганый последнее время. Раньше ведь таким не был. Борис заскулил, не отрывая глаз от лица человека.

- Ты хорошая собака, Борис, - сказал Альф. - И большой для собаки. Ты и не помнишь, как давным-давно был вот таким крохотным щеночком.

Борис потерся о ногу хозяина.

- Хорошая ты собака, - негромко пробормотал Альф. - Знать бы только, о чем ты сейчас думаешь.

Он вошел в дом. Миссис Кардосси собирала на стол. Альф прошел в гостиную, снял плащ и шляпу. Поставив обеденный судок на буфет, он вернулся на кухню.

- В чем дело? - подняла голову миссис Кардосси.

- От этой собаки много шума, надо что-то делать с ее тявканьем. Соседи хотят снова пожаловаться в полицию.

- Не хотелось бы отдавать его твоему брату. - Миссис Кардосси сложила руки на груди. - Но он и вправду совсем сходит с ума, особенно по пятницам, утром, когда приезжают мусорщики.

- Может, он еще и успокоится, - сказал Альф. Он раскурил трубку и задумчиво выпустил облачко дыма. - Раньше он таким не был. Возможно, он оправится, станет таким, каким был раньше.

- Посмотрим, - сказала миссис Кардосси.

Взошло солнце, холодное и зловещее. Остатки ночного тумана клочьями висели на деревьях, прятались в низинах. Сегодня была пятница.

Пес лежал под крыльцом, лежал с широко раскрытыми глазами и слушал. Черная шерсть стала седой и жесткой от покрывшего ее инея, выходящие из ноздрей облачка пара быстро рассеивались в неподвижном, холодном воздухе. Неожиданно пес резко повернул голову и вскочил на ноги.

Откуда-то издалека, с большого еще расстояния, донесся еле слышный звук, нечто вроде треска.

- Рууг! - крикнул Борис и огляделся. Он торопливо подбежал к калитке и поднялся на задние лапы, положив передние на верхний край забора.

Звук донесся снова, на этот раз громче, ближе. Хрустящий, лязгающий звук, словно катилось что-то тяжелое, словно открывалась огромная дверь.

- Рууг! - крикнул Борис. Повернув голову назад и вверх, он озабоченно посмотрел на темные провалы окон. Ничто не шелохнулось.

И вот показались рууги. Лязгая, треща и дребезжа, они и их грузовик двигались вдоль улицы, переваливались по неровной булыжной мостовой.

- Рууг! - крикнул Борис и подпрыгнул, глаза его пылали. Потом он немного успокоился. Он опустился на землю и начал слушать. И ждать.

А там, на улице, напротив дома, рууги остановили свой грузовик. Было слышно, как они открывают дверцы и выбираются на тротуар. Пес начал кругами бегать по двору. Затем он снова повернулся к дому и заскулил.

В темной теплой спальне мистер Кардосси приподнялся на локте и близоруко прищурился на часы. - Вот же чертова собака, - пробормотал он. - Чертова собака.

Опустив голову на подушку, он закрыл глаза…

Теперь рууги двигались по тропинке, к дому. Первый из руугов толкнул калитку, и она распахнулась. Рууги вошли во двор. Пес попятился от них.

- Рууг! Рууг! - крикнул он. Жуткая кислая вонь руугов заполнила ноздри пса, и он отвернулся.

- Жертвенный ларец, - сказал первый рууг. - Он уже полон, я думаю.

Рууг улыбнулся яростно напрягшемуся псу.

- Очень любезно с вашей стороны, - сказал он. Рууги подошли к металлическому баку, один из них открыл его.

- Рууг! Рууг! - снова крикнул Борис и вжался в нижнюю ступеньку крыльца. Он трясся от ужаса. А рууги поднимали большой металлический бак, опрокидывали его. Содержимое бака посыпалось на землю, и рууги начали сгребать туго набитые бумажные пакеты. Многие пакеты лопнули, и рууги подхватывали высыпающиеся из них огрызки хлеба, апельсиновую кожуру, яичную скорлупу.

Один из руугов засунул яичную скорлупу себе в рот. Его зубы начали с хрустом ее перемалывать.

- Рууг! - крикнул Борис без всякой надежды, скорее сам себе.

Рууги почти покончили со своей работой, почти собрали пожертвование. Остановившись на мгновение, они посмотрели на Бориса.

А затем молча, медленно рууги подняли глаза вверх. Их взгляды скользили по штукатурке стены, словно притягиваемые окном с плотно задернутой коричневой шторой.