Кузькин с Константином топтались в прихожей, стараясь не глядеть друг на друга. У каждого была своя беда, а разные беды не сближают.
Петрович, наконец, покинул лоджию и явился просителям с разведенными руками.
- Нету, мужики, - сказал он. - Все раздал. Завтра приходите, с работы припру.
Константин горестно вздохнул:
- А до завтра что делать? Может тряпкой заткнуть?
- Нет, ты лучше полиэтиленовый мешок на колено надень и резинкой стяни, - посоветовал Петрович.
- Отец, - послышалось из кухни, - а мне ты когда воду сделаешь?
- Во! - Петрович хлопнул себя по карманам. - Опять прокладки забыл. Сапожник без сапог.
Кузькин понял, что пора уходить, но Петрович вдруг схватил с вешалки свой кожан и сказал безапелляционным тоном:
- Пошли.
- Куда? - хором спросили Кузькин и Константин.
- В слесарку. Пошарим там, все ценное растащим. Завтра-то выборы, стало быть, гуляем. А после выборов неизвестно что будет. Может и тащить запретят, - Петрович подмигнул Кузькину.
Тот пожал плечами. На его памяти такого не было и в перспективе не маячило. Ташили, тащат и тащить будут. Что охраняли на том и стоим!
--
На улице уже стемнело и было прохладно - градусов десять мороза. Кузькин не оделся и, вспомнив испытанный армейский способ, трусил "гусем", то есть выгнув спину и отведя назад плечи, чтобы между спиной и курткой сохранялась спасительная воздушная прослойка. Именно так шагали строем в столовую по морозцу. Причем, задние старались нежно погладить передних по спине, а передние - лягнуть задних в колено. Это вседа забавляло личный состав, потому что наиболее ловкие умудрялись попасть гораздо выше...
В слесарке было тепло, а потом стало и светло. Кузькин здесь бывал не однажды. Он с удовлетворением отметил, что бардак за время его отсутствия нисколько не уменьшился, и даже наоборот. В левом углу возвышался замасленный токарный станок, заваленный стружкой, напротив двери - верстак с тисами, затоваренный разным хламом, справа наковальня на пне, трубогнувка и сварочная бижутерия. Имел место стеллаж, затаренный железками, трубами и бог весть чем еще, но это были жалкие проценты. Основная масса металла лежала на полу там и сям, оптом и в розницу. Что же касается обычного мусора и пустых бутылок, все это имелось в умеренном избытке, то есть не препятствовало движению, но и не позволяло взору упереться во что-либо иное.
Выяснилось, что у Константина лопнуло пластмассовое колено под раковиной и замена нашлась быстро. Деталь крана с приемлемой резьбой искали дольше, перерыли два ящика и некоторое подобие таки нашли. А вот прокладок не оказалось ни одной. Занялись поисками подходящей резины, вырубкой, но, в общем, тоже справились.
Покончив с этим, Петрович уселся на одну из имевшихся табуреток и предложил перекурить. Кузькин согласился, а Константин, как выяснилось, Юрьевич не курил, но тоже присел. Помявшись немного, он сунул руку за отворот пальто и вытащил бутылку. Повертев эту бутылку в руках он протянул ее Петровичу. Петрович, однако бутылку не взял, но ухмыльнулся, крепко затянулся папиросой и выпустил клуб дыма в потолок.
- Спряч обратно, - коротко приказал он.
- Да нет, - Константин Юрьевич стушевался, - я так... Не в том смысле, что...
- Понятно, что не в том, а в этом, - строго сказал Петрович. - Я тебе, Константин Юрьевич, не барыга. У меня водка отдельно, а человек отдельно. Мы с тобой знакомцы, что же ты мне ее припер?
Константин Юрьевич поежился и пожал плечами.
- Черт его знает... Должником не хочу быть, так не деньги же тебе совать... Полгода стоит в серванте, ну я и...
"Интеллигенция, - подумал Кузькин, - бутылка у него полгода стоит без дела..."
- Ясно, - сказал Петрович. - А вот представь, у меня телевизор сломался. Мне что, бутылку тебе тащить? Выборы на носу, за кого голосовать - не знаю, иду к тебе. А?
Константин Юрьевич развел руками, мол, ну, что сделаешь, ну, дурак, извини.
- Ну так оно и то-то, - констатировал Петрович.
Кузькин вдруг развеселился.
- А ты, Петрович, за сына юриста тогда голосни, посоветовал он. - За него и без ящика можно.
- Это почему же?
- Ну как... Обещает красиво. А нынче голосуют за тех, кто обещает. У меня жена теперь за коммунистов встала.
- А сам-то ты за кого? - Петрович сощурился.
- Я-то? А хрен его знает! Их там в списке сорок штук поди, разберись.
- Балбес ты, Генка, - неодобрительно произнес Петрович. Под сорок уже, а умом вроде как и не затарился.
- Ну так ты научи, - ощерился Кузькин, поскольку Генкой звали именно его. - Я всю жизнь был беспартийный дурак, а ты, дядя Коля, мне мозги прочисть. Я, глядишь, и в президенты сунусь.
Читать дальше