Альфред Бестер - Рассказы (Миры Альфреда Бестера. Том 4)

— Забавно, но я никогда не слышал эту сказку, — сказал он.

— Мне кажется, у тебя было не очень хорошее детство, Джим.

— Почему ты сказала… — Он замолчал, поднял голову и напряженно прислушался.

— В чем дело? — спросила Линда.

— Ты когда-нибудь слышала синего дзея?

— Нет.

— Слушай. Он издает забавные звуки, точно сталь.

— Точно сталь?

— Да. Как… как мечи в поединке.

— Обманываешь?

— Нет, честно.

— Но птицы… Они не издают подобных звуков.

— Смотря какие. Синий дзей имитирует различные звуки. Скворец тоже. И попугаи. Так почему бы ему не подражать битве на мечах? Но где он слышал такое?

— Ты настоящий сельский мальчик, верно, Джим? Пчелы и синий дзей, скворцы и прочее…

— Наверное, так. Я хочу спросить, почему ты сказала, что у меня было плохое детство?

— О, не слышать про Алису, никогда не бывать на пикнике и тщетно мечтать о модели корабля… — Линда откупорила темную бутылку. — Хочешь попробовать вина?

— Ты только полегче, — предостерег он.

— Не останавливай меня. Я ведь не пьянчужка.

— Ты или не ты нализалась прошлой ночью?

— Ну, я, — сдалась она. — Но только потому, что это была моя первая выпивка за последние годы.

Ему была приятна ее капитуляция.

— Конечно, конечно. Я так и думал.

— Ну? Присоединяешься ко мне?

— А, черт, почему бы и нет? — усмехнулся он. — Давай, попробуем маленько. Слушай, мне нравятся эти кружки для пикника и тарелки тоже. Где ты их достала?

— «Эберкромби и Фитч», — невозмутимо ответила Линда. — Нержавеющий стальной сервиз на четыре персоны, тридцать девять долларов пятьдесят центов… Ваше здоровье.

Майо разразился смехом.

— Я был дурак, что поднял этот скандал.

— Все нормально.

Они выпили и стали есть в теплом молчании, по-товарищески улыбаясь друг другу. Линда сняла шелковую рубашку, чтобы загорать под жарким полуденным солнцем, и Майо аккуратно повесил ее на ветку куста. Внезапно Линда спросила:

— Так почему у тебя не было детства, Джим?

— Кто его знает. — Он помолчал. — Мне кажется, потому что моя мать умерла, когда я был маленьким. И еще мне пришлось много работать.

— Почему?

— Отец был школьным учителем. Знаешь, сколько им платят?

— О, вот почему ты против яйцеголовых!

— Я?

— Конечно, ты. Только не обижайся.

— Может быть, и так, — уступил он. — Это было, конечно, разочарованием для моего старика. Я играл за защитника в высшей школе, а он хотел сделать из меня Эйнштейна.

— Тебе нравится футбол?

— Не как игра. Футбол был бизнесом. Эй, помнишь, как мы обычно делились в детстве? «Эники, бэники, ели вареники…»

— Мы обычно говорили: «Шишел, мышел, этот вышел…»

— А помнишь: «Апрель глуп, иди в клуб, скажи учителю, что ты дуб»?

— «Я люблю кофе, я люблю чай, я люблю мальчиков и мальчики любят меня…»

— Держу пари, что так и было, — торжествующе сказал Майо.

— Не меня.

— Почему?

— Я всегда была слишком высокой.

Он был изумлен.

— Ты не высокая, — заверил он ее. — Ты точь-в-точь как надо. Правда… И прекрасно сложена. Я заметил это, когда мы волокли пианино. У тебя неплохая для девушки мускулатура. Особенно ноги и там, где это…

Она вспыхнула.

— Перестань, Джим.

— Нет, честно.

— Хочешь еще вина?

— Благодарю. Налей и себе.

— Хорошо.

Удар расколол небо, как сверхзвуковой бомбардировщик, и за ним последовал гул разваливающейся кирпичной кладки.

— Еще один небоскреб, — сказала Линда. — О чем мы говорили?

— Об играх, — подсказал Майо. — Извини, что я говорю с набитым ртом.

— О, конечно. Джим, а ты играл в Новой Гавани в «Уронить носовой платок?» — И Линда пропела: — «Шина, резина, зеленая корзина, я несла милому письмо и по дороге уронила…»

— Ну, — сказал он, довольный, — ты здорово поешь.

— А, перестань!

— Но это так. У тебя выдающийся голос. Не спорь со мной. Помолчи-ка, я кое-что соображу. — Он довольно долго напряженно думал, допил вино и с отсутствующим видом принял еще один стакан. Наконец, он пришел к какому-то решению. — Ты будешь учиться музыке.

— Ты же знаешь, что я умираю от желания научиться, Джим!

— Значит, я на время остаюсь и научу тебя тому, что знаю сам. Погоди! Погоди! — поспешно добавил он, прерывая ее возбуждение. — Я не собираюсь оставаться в твоем доме. Я хочу иметь собственный угол.

— Конечно, Джим. Все, что ты скажешь.

— А потом я уеду на юг.

— Я обучу тебя вождению, Джим. Я сдержу свое слово.

— И не мистифицируй меня, Линда.