Евгений Лотош - Корректор. Книга первая - Ничьи котята

– М-да, – поскреб в затылке Дзинтон. – Случается. Ну ладно, госпожа Цукка, устраивайся. Если есть хочешь, в холодильнике оставалась вареная картошка… кажется. И колбаса. И батон где-то там на холодильнике лежит, еще не должен засохнуть. А я пока пойду поработаю чуток.

Он махнул рукой и через две ступеньки взбежал по лестнице.

Цукка неслышно хихикнула. Мужчины! "Колбаса… кажется!" – про себя передразнила она спутника. Свинюшки они немытые. Как можно не знать, что лежит в холодильнике? Ну ладно, завтра она ему в благодарность приготовит настоящее цурме. С курицей, рисом и специями. Жаль только, что магазины отсюда далековато. А ведь ей еще жилье себе подыскивать. Ну, тогда план такой: с утречка пораньше сбегать в город, купить продуктов – а заодно и газету с объявлениями, приготовить шикарный обед, а потом спокойно подобрать себе жилье. И спокойно туда перебраться.

Она подхватила сумку и протопала по коридору в первую жилую комнату. В ней было почти пусто, если не считать кровати с голым пыльным матрасом, одинокого стула и небольшого шкафа. Зато в шкафу нашлись подушка и одеяло – а постельное белье она захватила с собой. Заправив кровать, Цукка сходила в душ и несколько минут стояла, наслаждаясь струями горячей воды, но потом спохватилась – платить-то Дзинтону! Завернувшись в простыню, она прокралась по непроглядно-темному коридору и юркнула в свою комнату. Интересно, а все-таки – он собирается приставать или нет?

Если парень и держал в голове какие-то неприличные намеренья, воплощать их в жизнь он не торопился. Слегка разочарованная, Цукка забралась под одеяло и неожиданно быстро заснула.

Черная душная тьма. Горячечный жар, окутывающий тело. Боль в сгибе локтя: привычно уколола воткнувшаяся игла. Неприятно внизу: из тела выходят, выскальзывают трубки. Плотная маска, облегающая глаза, и тонкое зудение в голове – далекое, бесплотное, не дающее сконцентрироваться, не позволяющее почувствовать свои невидимые руки.

Как меня зовут? Я не помню.

Как меня зовут? Это очень, очень важно вспомнить. Я не должна забывать. Имя – последнее, что у меня осталось. Как меня зовут?

Я – Карина. Кара. Каричка. Мама, забери меня отсюда! Я не хочу здесь быть! Мне больно, мне очень больно! Пожалуйста! Я – Карина!

Голоса.

– Ну что уставился, кретин? Голую девчонку никогда не видел? Сходи в баню и пялься, сколько влезет, маньяк недоделанный! Вахта, захваты раскрыты, катетеры вышли. Давай шустрее двигайся, идиот.

Давящее чувство в шее, лодыжках, запястьях, на талии отпускает, но саднящая боль в стертой коже остается. Я не хочу! Я не хочу опять на стенд! Мне больно, мне плохо! Пожалуйста!…

Она раскрывает рот, но из него вырывается только хриплый стон.

Твердые холодные руки подхватывают ее под плечи, за ноги, ее тело на краткий момент взмывает в воздух, потом снова опускается на жесткую поверхность. Зудение в голове усиливается.

– Блокиратор в "саркофаге" действует? Проверь еще раз.

– Да что ты пристал? Действует, конечно. Проверял я его вчера.

– Дубина! Ты что, не понимаешь, что произойдет, если блокиратор откажет в коридоре? Тебе ради своей шкуры лень еще раз тест запустить? Заткнись и делай, что сказано, а то рапорт на тебя подам.

– Слушай, Джок, ты что сегодня такой напряженный? Можно подумать, в первый раз чудище в лабораторию везешь. Мы же ее уже столько таскали! Она же смирная, как щенок, не то что некоторые.

– Да мне плевать, сколько! Я жить хочу, понял? Мне не платят за то, чтобы подыхать с оторванной башкой. Все, кончай действовать мне на нервы. Сначала этому молодому умнику приспичило в первом часу ночи эксперимент устроить, а теперь еще и ты тут выкаблучиваешься! Тест запустил?

– Запускаю…

Зудение в голове усиливается, волной накрывает ее целиком, и она тонет в нем, беспомощно открывая рот, словно рыба, выброшенная на берег. Что такое "рыба"? Что такое "берег"? Она не помнит. Она помнит только самое важное – ее зовут Карина. Карина Серенова. И мама за ней не придет. Она никогда не придет, потому что умерла много лет назад. Я не хочу снова!! Волна уходит, но зудение остается – оно всегда остается, когда она не привязана к стенду. Если бы оно пропало хотя бы на минуту или две, чтобы она успела дотянуться своими невидимыми руками хотя бы до тех, кто рядом!

Глухо стукает крышка, и голоса отдаляются, глохнут, но не смолкают окончательно. Она плывет в черной пустоте, и только где-то сбоку кружится и пляшет многоцветная радуга. Она всегда где-то сбоку, ее не увидеть, как ни поворачивайся. Ее даже не поймать невидимыми руками, потому что на стенде ей больно и плохо, а в темной комнате она не чувствует их из-за шума в голове.