Роберт Рид - Жизненная сила

Дью слушал, прикрыв свои серые глаза, и открыл их тольк|о тогда, когда рассказ Уошен закончился. Как всегда, глаза улыбались, улыбался и подвижный большой рот.

- А ваши родители все еще на Корабле?

- Нет, они продали свои акции, как только Корабль вошел в Млечный Путь, и эмигрировали. - О том, что они отправились в колонию, Уошен не сказала. Это был дикий унылый мир, но теперь, возможно, густонаселенный и вполне обыкновенный.

- Наверняка они испытывают огромную гордость, - не унимался Дью.

- Гордость? За что?

- За вас.

На мгновение Уошен смутилась, и это смущение даже отразилось на ее обычно спокойном лице.

- Ведь они слышат новости,- продолжал Дью. - Ну, когда Премьер объявила об этой галактике, что мы нашли внутри, и о той роли, которая уготована в этом деле именно нам… Теперь, наверное, все и везде узнают нашу историю…

Сказать по правде, Уошен никогда не приходила в голову подобная перспектива…

Но, вероятно, это было именно так.

- В нашем прославленном Корабле таится тайна! Представляете, что будут думать люди.

Уошен кивнула, соглашаясь… и вдруг почувствовала, что внутрь серебряной змейкой проскользнула дрожь… нежданный предвестник того, что могло назваться страхом.

Глава седьмая

Но вновь прибывшие оказались не готовы к Медулла оссиуму.

Уошен не видела заранее ни изображений их базового лагеря, ни самого нового мира. А воображение, как и слухи, имеет свою собственную жизнь и способность распоряжаться собой, как им самим захочется. И потому в голове у Уошен не было ничего, кроме тех схем, которые показывала Премьер всем капитанам, и чувства ее остались незатронутыми.

Едва оказавшись в маленьком гараже, их крошечный кар стал прозрачным. Во всех направлениях простиралась гиперфибра, серовато-серебристый материал, переплавленный в структуру бриллианта, из которой здесь было сделано все: эллинги, багажные отсеки и длинные лестницы.

Кар взобрался в первый подходящий эллинг.

Последний километр Дью и Уошен преодолели уже пешком, перепрыгивая через три ступеньки. Они находились в заново проделанном проходе, совершенно ровном й прохладном. Потом ступени кончились, и неожиданно они оказались на широкой качающейся платформе, где, невольно прижавшись плечами друг к другу, стали вглядываться в ее дальний край.

Между ними и несколькими сотнями километров безвоздушного, но живого мира стояла стена бриллиантового пузыря. Силовые поля завихрялись в вакууме, создавая арки прочных контрфорсов. Сами по себе эти контрфорсы были великой загадкой. Как они поддерживались? Как смогли простоять столь долго, не разрушаясь? Уошен отчетливо видела их - яркий сине-белый свет лился, казалось, отовсюду, заполняя огромное помещение. Но этот свет был совершенно неподвижен. Даже под защитой капсулы этот свет ослеплял. Непривычному глазу нужно было адаптироваться - физический акт, включающий действие сетчатки и темные линзы. Естественный процесс занял бы слишком много времени; даже со всей своей адаптирующейся ко всему генетикой Уошен весьма сомневалась, чтобы кто-то смог в разумный период времени привыкнуть к этому бесконечному дню.

Стены помещения представляли собой гигантскую сферу из серебристо-серой гиперфибры, нарушаемую только самыми крошечными из разрушенных туннелей, оставленных со времени их создания. Помещение охватывало пространство большее, чем Марс, и, судя по показаниям приборов и расчетам, его гиперфибра была не менее толстой, чем самая прочная броня только что отремонтированной поверхности Корабля, судя же по ее чистоте, возможно, прочнее на два, а то и на двадцать порядков.

Стена мягко распалась в стороны, и ее серебристая поверхность открыла округлое тело Медуллы.

- Медулла оссиум, - зачарованно прошептала Уошен.

На той маленькой части пространства, которое открылось ее прищуренным от света глазам, с десяток действующих вулканов изрыгали огонь и черные газы, ленты раскаленного добела железа текли в озеро, где с шипением остывали, и грязный шлак осаждался по берегам. По остужающим его узким ручьям бежали потоки горячей воды, выглядевшие немногим приятнее: они были полны отложениями пурпурного и переливающегося малинового цвета вперемешку с черным и коричневыми и стекали в озеро. Над этим озером испарявшаяся вода собиралась в огромные грозовые тучи, уносимые сильными ветрами обратно в глубь пространства. А там, где не было извержений, царила странная чернота без теней, и чернота эта происходила вовсе не от выхода на поверхность железных руд. Уошен видела мощную растительность цвета сажи, выросшую на этом бескрайнем дне. Леса. Джунгли из массы живого фотосинтеза. Благословенная природа. Даже наблюдая ее из базового лагеря, капитаны могли себе представить, что там происходит. Растительность служила бесконечным фильтром, удаляющим токсины и отработанный кислород из ржавчины, создавая атмосферу, хотя и не совсем чистую, но все же такую, что люди, правда соответственно подготовленные, могли бы находиться там в достаточно комфортных условиях.