Александр Громов - Шанс для динозавра

На миг ему показалось, что Барини дал слабину, и целое мгновение он упивался властью над тем, кто загнал его сюда медленно подыхать, вместо того чтобы быстро повесить. Всем своим существом Арапон ненавидел Барини – всегда сытого, всегда на особом положении, всегда СНИСХОДЯЩЕГО до общения с обыкновенными людишками. Как будто Арапон обыкновенный! Да его знало все дно Унгана, сам Пипига Оборотень с ним вино пил! Хряк Тума дружбу водил с Арапоном, вот как! Ах, твое драное сиятельство, врезать бы тебе сейчас! Сначала коленом в причинное место, потом по зубам – и под дых, под дых!

Но оказалось, что Барини поднял руки вовсе не для жалкой защиты от удара. Он тянулся к обручу на шее Арапона.

– Покажи-ка… Да не дрейфь, не задушу… Ага. Так я и думал. – Он произнес несколько непонятных слов. – Внутри летающей лодки ты можешь ничего не бояться.

– Точно? – с показным недоверием спросил Арапон, в то время как сердце прыгало от восторга: кажется, все может получиться! Может!

Барини фыркнул:

– Я знаю, что говорю. Охота мне сидеть рядом с тобой, когда тебе башку снесет! Брызг будет… Это… – Опять несколько непонятных слов. – Короче, чтобы заряд сработал, в него надо прицелиться, хотя бы приблизительно, из особой штуковины. Отобрать ее или просто укрыться за колпаком летающей лодки – и ты в безопасности. Остальное – выдумки для страха. Победишь страх – победишь и дьявола. Штуковина маленькая, продолговатая, помещается в кармане. Вот ты и отберешь ее, иначе зачем ты мне нужен? Но не убивать!

– А ты тем временем прыгнешь в лодку – и фьють? – нехорошо осклабился Арапон.

– Вместе прыгнем и золота прихватим, – сказал Барини таким тоном, что Арапон наполовину поверил. – У него в кармане не только (непонятное слово), но еще и (непонятное слово), без которого нам не попасть внутрь (непонятное слово)… то есть внутрь летающей лодки. А в Унгане мне понадобятся твои связи. Скрываться же придется! Ну, думай! Как надумаешь – дай знать. Только не ночью. Тайные дела делаются у всех на виду…

Легко, несмотря на грузную комплекцию, выпрыгнув из шурфа, он для вида поковырялся в отвалах, да и пошел себе к речке. Что ему! Одно слово – князь! Ладно, хрен с ним, пускай пока гуляет. Думает обмануть Арапона, ха-ха! О золоте не забыл сказать, подкупить хочет. Пускай тешит себя мыслью, что Арапон глупее его. Да ежели и не удастся сбежать с золотом, то и не надо. За живого или мертвого Барини Гухар отвалит столько, что можно будет всю жизнь как сыр в масле кататься!

На следующий день Арапон улучил момент мигнуть Барини. Тот показал глазами, что понял, и целый день занимался обходом шурфов – копался в отвалах, иногда тащил порцию грунта на промывку, часто спрыгивал на дно и сам брался за кайло, словом, усыплял бдительность. Долбя мерзлый грунт, Арапон ругался по-черному. И что же он услышал, когда Барини наконец соизволил подойти?

– А что, найдется тут из чего лесу ссучить? Рыбки хочу.

Барини удил рыбу.

Не успевал поплавок проплыть и нескольких метров, как следовала резкая поклевка. Можно было обойтись и без поплавка – небольшие рыбки сейчас же начинали преследовать наживку, торопясь опередить друг друга, и поклевку было попросту видно. Три рыбки из четырех либо сходили с самодельного крючка еще в воде, либо шлепались в воду спустя мгновение после выдергивания из оной, но одна все-таки доставалась рыболову. И все равно рыбалка к востоку от Туманных гор больше смахивала на промысел. Рыба здесь не боялась вообще ничего. Рыбе лишь не нравилась муть от промывки, и рыба держалась выше по течению. Первый рыболов неосвоенного материка заслуженно снимал сливки.

Над снастью пришлось помудрить. Немало коры ободрал он с деревьев и немало переломал кустов, прежде чем нашел тонкие растительные волокна, сохраняющие прочность после высушивания и не боящиеся намокания. Свитая из них леса была хорошо видна рыбе, но что за беда, если рыба жадна и простодушна? Крючок дался тяжелее; Барини даже подумывал плюнуть на него и сплести сеть, но не знал, как это делается. Древесные колючки не годились. В конце концов он расплющил на камне крошечный золотой самородочек в некое подобие проволоки, согнул ее и заточил острие. Под весом трепыхающейся рыбы крючок норовил разогнуться, и приходилось часто подгибать его. На наживку шли личинки из-под коры и засохшие комья вчерашней каши. Иногда удавалось хлопнуть муху.

На двадцатой рыбке он решил, что хватит, и в тот же день сварил уху на всю артель, приправив ее стеблями некоего растения, схожими по слезоточивому действию с диким луком. Тапа крякал, рыгал, жмурился от удовольствия, как домашний кот, и просил баловать народ таким блюдом хотя бы иногда. Сулил отрядить в помощь специального человека, и Барини, пожав плечами, молвил: «Да кого угодно, хоть вот этого» – и ткнул пальцем в сторону Арапона.