Владимир Савченко: За перевалом. Научно-фантастический роман (С иллюстрациями)

И не хотелось нам расставаться наспех с этим миром: красивым, своеобразным, чем-то грустным в своем увядании — и теперь для нас не чужим. К тому же разгорался феерический, ни с чем не сравнимый закат Альтаира. И мы поднялись на биокрыльях — попрощаться, бросить последний взгляд на море, на архипелаг Ксены, на все.

— И только с большой высоты, — вступила Ксена, — мы заметили на восточной оконечности нашего острова скалообразный выступ с острыми, как у ножа, гранями. Его не было раньше, он вырос за этот день. Заметили — но не придали значения: если на этих островах сами вырастают дома, почему бы не вырасти и скале! Вероятно, и эта наша беспечность была уже не наша — потому что это выросла та самая «нож-скала»…

Арно досматривал передачу из Биоцентра под аккомпанемент мыслей, начинавшихся с «вот оно что», — и каждая приносила облегчение. Он лежал на холме, глядел на днище «лапуты» — но и без показываемого уже понимал все.

…А на экране метались фантасмагорические видения, динамики транслятора несли в ночь торжественно-зловещие хоры. Они переходили то во вьюжный свист и улюлюканье, то в издевательский хохот — раскатистый, с затяжной реверберацией. Видения сплетались знакомыми лицами, фигурами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались. Все — и картины, и звуки — доказывало призрачность бытия, отрешало, уводило от привязанностей, от долга, подавляло… Это там, на Одиннадцатой планете. Высшие Простейшие обрабатывали Ксену: подавляли личность, внушали покорность, чувство ничтожества и вины — и это она передавала сейчас, передавала с самого донышка предельно напряженного сознания.

«Вот оно что…» Нет на ней вины, на Ксене. Все суждения о долге и нарушении его выработались у людей для психических воздействий и обстоятельств в пределах некоей жизненной нормы. А там она попала под психические влияния, сравнимые по мощи разве что с силой гравитации, — попала в психическое поле; и падение ее, сдача после гибели Дана были так же неизбежны, как и механическое падение тела, лишившегося опоры. Главное, одна, совсем одна… бедная Ксена!

«Вот оно что…» Арно смотрел на экран, но видел-вспоминал иное — лицо Ксены, когда, прилетев на Одиннадцатую, нашел ее: измученно-отупелое, постаревшее, худое, с застывшим в глазах и складках у рта отчаянием. Ксена, которую сломили, — бедная Ксена!

Не совсем, однако, сломили, не до конца: голову Дана она спасла. Сохранить Дана, хоть его голову, — это, наверно, стало у нее пунктиком, соломинкой для утопающего. И пред этим спасовали все психические атаки Амеб; а ведь как, поди, старались! Сфероматрицы инакомыслящей Амебы она уничтожила; и кристаллоблоки, образцы, снимки, записи — все, где хоть намеком могло обнаружиться существование на планете этих далеко не простых Высших Простейших… А с головой Дана вышла осечка. Или решили не отнимать последнюю игрушку у забытого, но упрямого ребенка: пусть, мол, тешится, что это изменит!.. Недооценили знания и волю людей.

Ага, вот и его, Арно, лицо появилось на экране, оттеснило видения. Но такое странное: зловещее, холодно-властное! Это, наверно, тот момент, когда он мягко и настойчиво пытался отобрать у Ксены сосуд-гермостат с головой Дана.

Она не отдавала. Даже он тогда показался ей чужим, враждебным, выдуманным Амебами… Бедная, бедная Ксена!

«Вот оно что…» Зря пострадали те психологи: не слаба была Ксена, не слабее других. Не горе от гибели Дана ввергло ее в депрессию и невменяемость — а то, что причиной этой гибели, и ее горя оказались высокоразумные существа, выше людей по знанию и историческому развитию, что использовали они для убийства и порабощения ее психики самые высокие свои знания, надругались жестоко и расчетливо — ради стремления к болотному покою. Именно это убило в ней веру в разум, в людей, в себя — и хорошо, что удалось восстановить все, вернуть.

«Вот оно что…» Да и ему ли удивляться, что Амебы так ее подчинили? Он и сам в те считанные часы на Одиннадцатой находился в их психическом поле. Эта «нож-скала», орудие убийства — он ее даже не осмотрел как следует, не заснял. Не придал значения. И тому, как удивительно мало данных собрано за пять недель работы на планете, тоже. И легковесная версия, что Дан «фигурял» и допустил оплошность, подсказалась ему там… Сейчас Арно было неловко видеть на днище-экране высвобождающегося из кресла и проводов седого, с чужим обликом, но все-таки Дана, своего товарища, которого он, получается, опорочил.