Он опять принялся за работу. Он рушил стену, словно одержимый, и порой ему представлялось, что он обрушивает удары не на стеклянную стену, а на застывшие, оледенелые мозги приземистых людей с большими животами, и кривыми, как у обезьян, руками. И что люди эти, завидев его, обращаются в бегство. А получившие удар пытаются сопротивляться, поднимают крики и вой, зовут на помощь таких же, как они…
Прозрачное вещество поддавалось нелегко.
После завтрака, отдыха и подзарядки фонаря Фаридун, несмотря на то, что был полуживым от усталости, вновь принялся за работу.
Наконец в стене появился пролом. И в этот миг…
И в этот миг из пролома по одному, и все вместе, спеша, торопясь, отталкивая друг друга, вырвались звуки, звуки, словно узники, приведшие в неволе долгие годы, хлынули наружу и дышали полной грудью, громко крича на разные лады:
«Тому, кто не обрабатывает эту землю, о Спитамид Заратуштра, левой рукой и правой, правой рукой и левой, тому земля говорит так: „О ты, человек, который не обрабатываешь меня… поистине вечно будешь ты стоять, приклонившись, у чужих дверей среди тех, кто попрошайничает…“»
«Даруй мне такую удачу,
О добрая мощная Ардвисура Анахита,
Чтобы я одержал такую великую победу,
Какую другие арийцы все вместе одержат».
«Бес дал обещание, что будет предводительствовать в битве, и народ, поверив ему, выбрал его царем…»
«Дилареус ауреус… ауреус… ауреус… ауреус…»
«Когда Канишка стал царем, власть его распространилась на соседние государства, и все признали его военную мощь. Царевичи в краях западнее Китая повиновались Канишке и прислали ему своих заложников…»
«Мурлиспаид… честь… Хусравони… месть Сиявуша… Навруз… Жаворонок!..»
«Из Хуталона пришел,
Опозоренный пришел…»
«Оплот Ирана рухнет, ставши слабым.
Сулят светила счастья лишь арабам,
И будет этих пришлых часть одна
В одежды черные обличена.
Нам не оставят…»
«…Науззу биллоху мин-аш-шайтони раджим, Бисмиллох-ир…»
«Гляди на этот мир рассудка взором…»
«С тех пор как существует мирозданье,
Такого нет, кто б не нуждался в знанье.
Какой мы ни возьмем язык и век,
Всегда стремился к знанью человек…»
«Небесный круг, ты — наш извечный супостат».
«Были на свет мы не зря рождены.
Слово словами восславить должны.
Тайный предвечной хранитель — оно,
В праведной жизни водитель — око.
Явлена в слове причина причин…»
Звуки, вырвавшиеся наружу, были разнообразными, с различным ритмом и напевом, они походили на отрывки из древней поэмы в сопровождении лютни и бубна. И от каждого из них по телу Фаридуна пробегала дрожь и замирало сердце. Фаридун почти сходил с ума и перед его взором словно сновидения или звезды сменяли одно другое разнообразные видения.
«В пятерне страданий сердце изошло немой тоской…
Этих кос, как струн дутара, не коснуться мне рукой»
«Море любви — словно сердце Аттора, довольно алмазов, что сыплем с уст…»
Фаридун упал на влажную землю и ничего больше уже не слышал. И тут раздался топот бесчисленных копыт. Если бы Фаридун различил бы эти звуки, он почувствовал бы, что каменные грязные копыта приземистых лошадей скачут по его сердцу:
«Урр-р, ур! Урр, ур, ур! Ки-ии-кг! Кий-иг! Урр! Уктой! Чингиз! Чагатой! Урр!»
Вслед за этими воплями и восклицаниями вырвался наружу плач, и затем мягкий, сладкозвучный голос, полный боли, произнес следующие слова: «Они ни к кому не проявляют милосердия, а напротив, убивают женщин, мужчин и детей, разрывают животы беременных женщин и разбивают головы еще неродившимся детям».
Послышалось скорбное стенанье ная. И хмельной сладкозвучный голос запел:
«Послушай, о чем повествует най,
Как в одиночестве он стенает…»
Другой голос произнес:
«Умом ощупал я все мирозданья звенья,
Постиг высокие людские души паренья…»
Голоса переплетались, накладывались друг на друга:
«Эй сердце, эта беда и несчастье доколе?..»
«Встань, не тужи! Что печалью о бренном томишься?..»
«О караванщик, сдержи верблюдов!
Покой моей души, мой сон уходит…»
«Бедиль, мир обезумел, поняв твои речи…»
«Соль сыплет на раны мне сахарный смех твоих лалов и жемчугов: О как ты прекрасна…»
«Эй юноши Аджама, душа моя и ваша душа…»
Читать дальше