Салим Аюб - Приключения духа

…Путь во тьме был неровным и извилистым. Местами пещера сужалась, местами расширялась и разделялась на несколько коридоров. Фаридуну пришлось с помощью радарного дальномера определять основной проход, по которому надо идти. Малые коридоры разветвлялись настолько, что идти по ним было опасно заблудишься и попадешь в каменную темницу. Тюрьму, освобождение из которой невозможно. Тюрьму, из которой тебя не вызволит никто. Если бы Фаридун оказался в такой пещере впервые, то давно уже переломал бы себе все кости. Но он был из тех людей, что привыкли ко всем трудностям опасного пути. И в минуты, когда шагал с лучом в руке, чувствовал себя необычной личностью, человеком, который должен в темноте ночи пробить подземный ход из света. В эти возвышенные минуты ему представлялось, что за ним следуют миллионы людей в надежде, что Фаридун выведет их к рассвету правды, к прекрасной и великой земле.

Достигнув развилки, он остановился и посмотрел на часы. За три часа пути он одолел восемь с половиной километров. Посветив вокруг фонариком, он обследовал обстановку и скинул рюкзак. Принял решение отдохнуть несколько часов. Открыл банку консервов и поставил разогреваться на электрическую плитку. Подсоединил микрокомпьютер к генератору, который вырабатывал электрическую энергию из темноты, и нанес на карту пройденный путь.

Затем минут на десять притушил карманный фонарик, чтобы батареи подзарядились, набрав энергию из темноты. Фаридун растянулся на спальном мешке, немного почитал при свете фонарика и выключил его, чтобы подумать и вздремнуть в темноте. И тут его охватило странное чувство: словно рядом присутствует кто-то невидимый, словно он не один в темной пещере. Кто это? Человек или зверь? Друг или враг?

В любом случае, кто-то здесь есть, и его дыхание смешивается с дыханием Фаридуна.

Заснуть ему не удалось. Мысли беспорядочно сновали во втором мозгу, словно назойливые мухи, взлетая и садясь вновь. Сколько прошло времени, он не знал. Глаза его были закрыты, но вдруг он почувствовал, что в глубине пещеры зажегся и погас какой-то источник света. Словно свет его легонько скользнул по сомкнутым векам Фаридуна и исчез. Фаридун осторожно приподнялся с места и огляделся. «Видимо показалось», — решил он и вновь вытянулся на своем ложе.

Мгновение спустя, когда Фаридун перевернулся на бок, закинув руки за изголовье, отблеск снова пробежал по его зажмуренным глазам, заставив спелеолога подскочить на месте. Включив фонарик, он направил луч в глубину пещеры. Но ничего необычного не заметил. Он отошел от места стоянки и на несколько шагов углубился в правое разветвление пещеры. Вернувшись, обследовал и ближайшую часть левого пути. Но никого и ничего не было.

Долго ворочался он на спальном мешке, пытаясь выкинуть из головы страшные мысли. Но чувство страха не оставляло его, бросая на душу тревожную тень.

Уснул он не скоро, очень не скоро. Не прошло и часа, как во сне он почувствовал, что кто-то прошел, неосторожно наступив ему на ногу. Он в страхе проснулся. Нащупав, схватил фонарик. Пещера была пустой. И только капли, стекающие с белоснежных сосулек на потолке, пугающе громко стучали в звенящей тишине. Словно тикали гигантские часы, отсчитывающие время.

Фаридун подумал, что, может быть, на оба его мозга нашло помрачение, следствие множества дней и ночей, проведенных в темноте и одиночестве. До сих пор с ним этого никогда не случалось.

Громко стучали падающие капли. Фаридуну представилось вдруг, что именно здесь начинается сфера Времени, распростершаяся над миром, и тиканье маленьких часиков есть лишь отзвук громового стука настоящего Времени.

Из глубины страшного сна до Фаридуна донесся отчаянный вопль, вначале еле слышно, откуда-то издали, потом все ближе и громче. Словно отец, плача, изливает скорбь по умершему ребенку. Словно мать причитает по покойной дочери-невесте.

Кто он, тот, кто рыдает в глубине беспросветной ночи? Чей это стон, полный боли и страдания?

Он услышал во сне, что не один человек, а множество людей рыдают в один голос. Чье это рыдание?

Стон осиротевших детей?

Стон покинутых матерей?

Стон пленных или убитых на войне?

Стон заброшенных на чужбину, тоскующих по родине?

Стон безнадежно влюбленных?

Стон отцов, чьи дети остались без потомства?

Стон тех, кто живет, постепенно убивая себя?

Чей стон?

От тяжести в груди Фаридун проснулся, открыл глаза… Стон стал тише, но не исчез. Звук исходил из глубины пещеры. Временами он становился настолько громким, что звучал совершенно отчетливо, временами стихал и отдалялся так, что, казалось, совершенно умолкал.