Николай Чадович: Клинки максаров

— Почему я должен тебе верить? Где сами жестянщики? — Артему очень не хотелось отдавать ребенка этому человекообразному червю.

— Ни один жестянщик не сможет сейчас пересечь границу, даже под землей. Это немедленно станет известно максарам. Мы переправим сына Ирданы в такие края, где до него не дотянутся руки врагов. В Страну Первозданных он попадет только после того, как минует опасность.

— Я не боюсь максаров и сумею проложить себе путь через их войско.

— Это станет началом большой войны, в которой могут погибнуть все жестянщики. Ребенок должен исчезнуть. Пусть все думают, что он погиб. Когда его время наступит, он сам заявит о себе.

— Дай подумать. — Только сейчас Артем ощутил, как бесконечно дорого ему это крошечное существо.

— Торопись, человек. — Голова рудокопа стала медленно втягиваться в нору. — Я не могу долго дышать этим воздухом и терпеть яркий свет.

— Как ты узнал, что мы находимся именно здесь? — Артему хотелось хоть ненадолго отсрочить неминуемую разлуку.

— Мы слепы, но ничего из происходящего на поверхности не может ускользнуть от нашего слуха.

— Значит, тебе известна и судьба Иллабрана Верзилы?

— Да. Своей смертью он снял с себя грех братоубийства.

— Как ты возьмешь ребенка? У тебя же нет рук.

— Клади его прямо мне в пасть. Не беспокойся, там ему будет удобней, чем в самой роскошной колыбели. Не забудь и о клинке его прадеда Адракса.

— Хорошо. — Артем взял спящего ребенка на руки и сделал первый шаг по направлению к рудокопу.

— А там ты последуешь за нами?

— Нет. Мой путь лежит совсем в другую сторону.

— Так мы и думали. Пусть на этом пути тебе не будет преград.

Толстые мягкие губы осторожно приняли ребенка и его родовое оружие, длиной почти в два раза превосходящее владельца. А затем рудокоп сразу исчез, словно в пропасть рухнул. И только тогда Артем вспомнил, что забыл на прощание поцеловать сына.

Теперь спешить было некуда.

Путь, ожидавший его, — через три мира, мимо цитаделей Генобры, Карглака и Варгала, сквозь пограничную стену и сторожевой лес, по горам и заснеженным равнинам Страны Черепах, навстречу Лету, возможно, все еще буйствующему в Стране Забвения — был так долог, что не имело значения, когда он начнется, сейчас или спустя какое угодно время.

В обратную дорогу он отправлялся совсем другим — свободным, сильным и одиноким. С собой он мог взять только воспоминания — и ничего больше. Даже клинок Стардаха уже покоился на дне какой-то мутной лужи. С мрызлом Артем мог справиться и голыми руками, а сражаться таким огрызком с максарами не имело смысла.

Лишь тени, явившиеся из небытия, сопровождали его — оставшийся без погребения старик, душа которого, отягощенная многими грехами, все же не оказалась окончательно потерянной для Добра; дважды перерождавшийся воин, ценой жизни отомстивший за позор своего народа; прекрасная всадница с разящим клинком в руке, чья любовь точно так же, как и ненависть, не знала предела.

Отправляясь совсем в другие миры Артем был уверен, что его вспомнят в этих краях, вспомнят неизвестно откуда взявшегося чужеродца Клайнора — отца Мстителя, отца Губителя Максаров, вспомнят и с ненавистью, и с благодарностью.

«А теперь в путь, — сказал он самому себе. — Что толку, сидя на одном месте, разводить тоску? В Стране Забвения меня никто не ждет, но тем не менее придется кое-кому там о себе напомнить, — особенно человеку по имени Тарвад, новому судье и любителю музицирования. Несомненно, это именно его имел в виду умирающий Адракс, говоря: „… укажет… брат…“ Путь, позволяющий обойти Страну Лета, укажет брат судьи Марвина, наверное, так».