Андрей Балабуха: Цветок соллы

Конечно, Бонк должен был сделать это еще тогда, когда, вытормозившись из аутспайса, «Сегун» на гравитрах протащился последние мегаметры и беззвучно-тяжеловесно опустился на техпозицию Пионерского космодрома. Но сразу же началась разгрузка, за ней — отчет перед комиссией Совета Астрогации, традиционный биоконтроль… Словом, неделя проскочила «на курьерских», как говаривал шеф-пилот, хотя что это значит Бонк представления не имел, а спросить так ни разу и не собрался. Оправданием все это ему, безусловно, не служило. Просто человеку свойственно подыскивать объективные причины, на которые можно сослаться, объясняя, почему не сделал того или иного. Это естественно, когда не хочешь делать; но Бонк-то хотел! Хотел — и не мог собраться с духом. И только когда все обычные процедуры и формальности остались позади, договорился с шеф-пилотом, что на время, пока техслужба будет заниматься профилактикой, отлучится домой. Теперь уже заказывать разговор с Марсом и вовсе не имело смысла.

Плутон подключили к системе телетранспортировки во время их отсутствия, хотя станции начали строить еще два года назад, когда Бонк проходил здесь последнюю стажировку. Приземистое П-образное здание станции ТТП находилось тут же, в комплексе космодрома. В пассажирском крыле он отыскал марсианский сектор, вошел в тесную кабинку и накрутил код Соацеры. У некоторых телетранспортировка вызывает неприятные ощущения — тошноту, морозные мурашки по коже… Из-за этого они почти не пользуются ТТП, прибегая к ней лишь в экстренных случаях. Правда, в большинстве это люди старшего поколения. От сверстников Бонк никогда подобного не слыхал. Может быть, они просто привыкли к ТТП с младых ногтей? Во всяком случае, у Бонка она не вызывала абсолютно никаких ощущений. Едва под потолком мигнул зеленый глазок индикатора биоконтроля, он вышел из кабинки. Хотя станция была точной копией плутоновской, перемещение почувствовалось сразу же — и по изменению тяжести, и по запахам, пропитавшим здешний воздух, и еще по какому-то необъяснимому внутреннему ощущению, древнему инстинкту дома.

На улице Бонк вынул из нагрудного кармана телерад и вызвал Зденку.

— Здравствуй, — сказал он, будто и не было этих трех лет. — Ты свободна сегодня?

Она кивнула.

— После трех, сейчас я уйти не могу. — Это он мог понять и сам.

— После трех — так после трех. В половине четвертого на нашем месте. Ты успеешь? — Что еще можно было сказать так, сразу?

— Успею, — пообещала она и исчезла с экрана.

Времени у него оставалось уйма. Он позавтракал в маленьком кафе на Фонтанной площади, а потом, не зная, куда деваться, зашел в библиотеку. Тут его и осенило. Как и следовало ожидать, «Аэлиты» в фонде не нашлось, пришлось соединиться с центральным Информарием и заказать там. Ждать, пока с микроматрицы спечатают экземпляр, предстояло около часа, и Бонк принялся листать журналы за последний год — в них оказалось немало интересного. Особенно любопытной показалась статья о новых методах решения обратной засечки из аутспайса, подписанная С. Розумом. До него не сразу дошло, что это — Сережка Розум, кончивший Академию Астрогации двумя годами раньше. Ай да Сережка! Правда, применение теоремы Квебера для аутспайс-астрогации показалось Бонку сомнительным, и он решил позже, завтра скорее всего, непременно связаться с Розумом — если тот в Земляндии, разумеется. Тем временем к столу подъехал пюпитр с книгой.

Бонк взял томик в руки. Издан он был превосходно; лакированная суперобложка в стиле эпохи расцвета книгоиздания, красочный форзац, стереопортрет автора на фронтисписе, небольшой карманный формат, изящный, удивительно легкий шрифт… Бонк бегло перелистал книгу, наслаждаясь пергамитовым шорохом страниц, потом сунул в карман. «Аэлиту» он хотел подарить Зденке. Он должен был сделать это.

До условленного времени оставалось еще часа два, но Бонк не мог больше сидеть здесь. Выйдя на улицу, он включил гравитр и, поднявшись во второй горизонт, направился в парк, к «их месту».

Парк был разбит вскоре после завершения проекта «Арестерра», возродившего марсианские атмо- и гидросферу, и теперь ему было уже больше полутора веков. Как всякий достаточно старый парк, он, сохранив все признаки искусственного происхождения, вместе с тем приобрел какую-то естественность, первозданность. Так постепенно обретает индивидуальность серийный кибермозг.