Андрей Балабуха: Цветок соллы

— Никогда я этого не пойму! — чуть ли не выкрикнул Бонк. — Ты все это придумала! Я люблю тебя, Зденка!

— Да, — кивнула она грустно, — знаю, И я — люблю. Только и любим мы слишком по-разному. Я хочу сказки, волшебства, чуда, таинства — очень, очень многого. А ты? Чего хочешь от любви ты? Каковы ее параметры — твоей любви? Ну, скажи, Сын Неба?

Он ничего не ответил. Он просто повернулся и пошел, потому что уже объявили посадку.

Весь год Бонк не вызывал Зденку, хотя порой ему до крика хотелось этого, ожидая, что она… Он ничего не понимал тогда, совсем ничего.

А потом было распределение, Бонка назначили вторым астрогатором на «Сегун», и он начисто утратил способность думать о чем-либо постороннем, не имеющем отношения к делу, потому что крейсер уже прошел профилактику и готовился к очередному маршруту, до старта оставалось всего десять дней, а второй астрогатор и второй пилот — это вечные «палочки-выручалочки» на Звездном Флоте. Даже уходя в свой первый маршрут, он так и не связался со Зденкой… Тем более, что считал себя обиженным, а это хотя и больно, но порой даже приятно. Бонк ничего не понимал тогда — ни в ней, ни в себе. Наверное, это все же правда, что женщины взрослеют много раньше: он был старше Зденки на шесть с лишним лет, но она была старше него — на сто.

Только на Третьей Мицара-В Бонк начал что-то понимать. Это было полгода назад, когда «Сегун», обойдя все планеты этой кратной звездной системы, на суточной орбите повис над последней из них, и Бонк — во время орбитального полета на борту ему нечего было делать — спустился вниз, чтобы работать в гидрогруппе: в академии он считался неплохим акванавтом. Третья Мицара-В — землеподобная планета. Здесь воздух, которым можно дышать, пусть даже через биофильтры, вода, в которой можно купаться, и голубое небо, в которое можно смотреть. Наверное, со временем Человечество начнет осваивать ее всерьез.

Однажды — на исходе второго месяца — они с Володей Офтиным, гидробиологом, лежали на песке у костра. Разговаривать не хотелось. Бонк смотрел на проступающие в небе звезды и думал о Зденке — он не мог заставить себя не думать о ней совсем, хоть и старался допускать эти мысли как можно реже. Вот тогда-то на него и накатило…

Здесь все было очень земляндское: и море, и небо, и песок, даже — за гранью пляжа — деревья, похожие на плакучие керии Марса. И только звезды казались совсем чужими. Совсем-совсем, как говорит Зденка. Астрогатор должен знать это лучше, чем кто бы то ни было, и Бонк мог составить звездную карту для любой точки маршрута. Но это — знание. А тут он почувствовал, какие они незнакомые и до слез чужие, эти звезды. Шерли, корабельный врач, наверняка объяснил бы это ностальгическим кризом — и также наверняка ошибся бы. Просто в тот вечер Бонк перестал быть мальчишкой, играющим в космопроходца.

И вдруг в памяти всплыла фраза из прочитанной когда-то повести: «Сын Неба, где ты? Сын Неба, где ты?» Она неотрывно звучала в мозгу — звучала голосом Зденки. И заставить ее замолчать было свыше сил.

В судовой библиотеке «Аэлиты» не нашлось, и Бонк стал восстанавливать текст в памяти — ведь прочитанное однажды остается в мозгу вечно, нужно лишь извлечь его из запасников памяти. Аэлита… АЭ — видимая в последний раз; ЛИТА — свет звезды. Свет звезд открыл ее Бонку: не ложные предвидения, не ошибки, рассыпанные на каждой странице, — сказка, прекрасная мечта о любви — вот что такое «Аэлита». Больше чем сказка — трагедия, ибо трагедия — сказка с частицей «не». Спящая красавица просыпается от поцелуя принца — это сказка. Но если она не проснется — это уже трагедия.

«Видимая в последний раз»… Каким он был дураком!..

Теперь Бонк ждал возвращения — так же, как когда-то на Плутоне считал месяцы, дни и часы, оставшиеся до старта. Только утешение он находил теперь не в сухой и четкой формалистике Устава Звездного Флота, а в тревожной и горькой грусти «Аэлиты».

К звездам можно послать кибермозг, и он принесет образцы грунтов, флоры и фауны, мегабиты информации, километры голофильмов и регистрограмм. Но только человек может принести со звезд сказку, без которой всякое знание мертво…

Зденка сидела на камне и смотрела на покрывающие воду цветы соллы. Когда она появилась? Впрочем, она тоже не видела Бонка. Он тихонько подошел к ней сзади.

— Аиу ту ира хасхе, Аэлита? — спросил он, невольно облекая мысль в слова древнего фантаста. «Можно мне побыть с Вами, Аэлита?»