Томас Диш - Двойной отсчет

И все-таки спасительная мысль пришла мне в голову; правда, игра пошла отчаянная и приходилось по-черному нарушать Устав. Раз больше ничего нельзя предпринять, я вмешаюсь в прошлое. У меня еще оставалось время, чтобы предотвратить утреннюю катастрофу. Надо было торопиться. Я остановил такси и дал водителю двадцатку, чтобы он как можно скорее доставил меня к кафе возле полицейского участка. Оставалось десять минут, чтобы добраться туда и запретить самому себе пользоваться Машиной.

Такси мчалось по мокрой мостовой, а я сидел и пытался представить, каков будет результат, если мне удастся остановить себя. Может быть, весь этот день уйдет в забвение, сотрется? А все люди, вовлеченные в сферу моих действий, пойдут по другим временным линиям? Но главное, что будет со мной?

И все-таки самым страшным было не это. То, что нельзя вообразить, не может долго занимать воображение. Больше всего меня пугало, а не окажется ли вся моя попытка совершенно бессмысленной. Ведь невмешательство - закон природы.

Такси затормозило напротив кафе, на другой стороне улицы. Я выбежал в дождь, забыв свой зонтик на сидении. Я успел добежать до середины улицы, когда таксист окликнул меня:

- Эй, мистер, вы забыли зонтик!

- Оставь себе! - крикнул я на бегу.

В этот момент меня охватил неожиданный приступ головокружения. Я внутренне собрался и сфокусировал глаза как раз вовремя, чтобы увидеть Ирвинга Веннера, выходящего из кафе. Он на мгновение задержался в дверях, глядя на дождь. Я уставился на него, и, в конце концов, он почувствовал мой взгляд. Пораженный, он сделал шаг назад.

Я не чувствовал ничего, кроме железной решимости исправить положение. Я осуществлял вмешательство. Более того, я уже сумел изменить прошлое, чего никогда не случалось раньше.

Я подошел к нему.

- Не надо, - сказал он. - Ты не можешь этого сделать. Нам нельзя говорить друг с другом.

- Я больше не ты, - неуверенно начал я. - Я нечто совсем другое. Я не знаю, что сейчас случится со мной, с нами, но я должен говорить с тобой. Пошли.

Я потащил его по улице. Он не сопротивлялся. Дождь безжалостно хлестал нас. Мы остановились у входа в дамское ателье, укрывшись от дождя в промежутке между двумя витринами. С трех сторон нас окружали безголовые, безрукие женские манекены, задрапированные синтетическими тканями пастельных тонов.

- Ты не должен сегодня пользоваться Машиной. Произошел несчастный случай. Это жуть, что я перенес только что.

Продолжать я не мог. Я начал истерически хохотать.

- Ты что, с ума сошел? Ты был на квартире?

- Все получилось не так. Эрик не пришел. Он попал под машину. В тот момент, когда я ее убивал, его увозили в больницу. Шеф сам сказал тебе об этом, когда ты уходил на обед. А меня потом видели у него на чердаке.

Он немного успокоился.

- Карен мертва?

- Да. Тогда я еще не знал про Эрика. Но ты не должен пользоваться Машиной. Ты не должен ее убивать.

Неожиданно в его глазах полыхнула ярость. Он начал бить меня двумя, соединенными вместе кулаками.

- Не смей вмешиваться, придурок! Идиот!..

Я не ожидал нападения и с трудом заслонялся от его ударов. Моей единственной надеждой было заставить его прислушаться к моим доводам.

- Пойми, у меня нет выхода,- сказал я, сумев его немного утихомирить. - Все пошло наперекосяк. Оставалось либо вмешательство, либо самоубийство.

Мощным усилием он вырвался от меня.

- Ну так и убил бы себя. А теперь одному богу известно, что с нами произойдет.

Я почувствовал, что во мне снова закипает смех.

- Ирвинг, - сказал я, - ты просто попытайся…

Однако, услыхав, как я произношу свое имя, он снова ударил меня и чуть не сбил с ног. Больше я не мог ни размышлять, ни пытаться его уговорить. Я тоже ударил, ударил изо всех сил. Он врезался спиной в витрину, которая рассыпалась смертоносным дождем острых, как бритва, осколков стекла. Огромный стеклянный клык пронзил ему шею. Он вскрикнул и смолк. Я со страхом глядел на него, лежащего на земле. Он был мертв.

На улице хлестал дождь, прохожих не было.

Я был мертв. И почему-то я жив, хотя это совершенно невозможно. Тот, кто был я, лежит у моих ног, в луже крови, мертвый.

Я понял, что надо делать. Всемогущее предопределение решило устроить на этот раз комедию. Мне предстояло совершить в ней последний абсурдный акт.

Я вытащил из кармана фляжку с отравленным виски.

«Хотя бы яд зря не пропадет», - подумал я, отвинчивая колпачок.

Волна ужаса, неудержимого, как потоки дождя, хлеставшего на улице, затопила меня, когда я наконец сумел понять, что произошло. Оставался единственный способ выбраться отсюда. Смерть показалась мне благом. Я поднес к губам флягу и начал пить.