Владимир Михайлов - Может быть, найдется там десять?

Отвергнув на время вокзальный вариант, я обратил внимание на тумбу, послужившую мне укрытием, хотя и ненадежным. Это было массивное сооружение метра полтора в поперечнике, высотой примерно два с половиной, так что крыши я не видел; скорее всего, там была просто решетка, если постройка действительно служила для вентиляции. Что касается дна, то его там могло вообще не оказаться. Но я в это не верил: все традиции подобных цивилизаций требовали максимального использования любого пространства – и естественного, и созданного искусственно. И вряд ли внутренность такого тубуса могла пропадать втуне. Так что если попасть туда, то можно будет на чем-то пристроиться и хотя бы обсохнуть: поток воздуха снизу никак не может быть холодным, наоборот – из туннеля отводится неизбежно возникающее там тепло. Все верно, вопрос только в том, можно ли туда попасть извне, и если можно, то каким именно способом. Конечно, все эти рассуждения сильно отдают примитивной логикой, но именно такая чаще всего и выручает. Так говорит опыт.

Такой опыт, правда, порой подводит, но не на сей раз. Оказалось достаточно сделать, по-прежнему прижимаясь к тумбе, шаг влево, чтобы оказаться прямо перед дверцей, чьи размеры указывали на то, что предназначена она для людей, никак не для крыс или кошек. Я осторожно постучал по ней костяшками пальцев. Металл. Все правильно. И даже ручка есть для удобства пользователя. Я подергал, ожидая, что дверь окажется запертой. Примитивная логика и тут не подвела: так оно и было. Вот и узенькая прорезь для ключа – электронного, конечно. Прекрасно. Будь запор механическим, понадобилась бы отмычка, а ее при мне, понятно, не было. Ну а что касается электронного… Вы даже не представляете, как много полезного для понимания полей и пользования ими предоставляет даже не самое серьезное образование из тех, какие дает Ферма.

Потребовалась минута полного сосредоточения, чтобы запиралка покорно уступила. Но именно полного, когда целиком отключаешься от окружающего мира. В этом есть определенная опасность: в такие мгновения тебя могут взять голыми руками.

Так оно и получилось. Правда, не до конца.

Я уже распахнул дверцу, окинул открывшееся круглое пространство и убедился, что там есть и пол – крупноячеистая решетка, – и воздушный поток снизу, приятно теплый, и какой-то инвентарь…

Какой – разглядеть я не успел. Потому что на плечо мне опустилась тяжелая рука. И уже слышанный однажды хрипловатый полицейский голос задал вполне естественный вопрос:

– Эй, парень, чем это ты тут занят?

– Да вот… – ответил я, резко поворачиваясь к нему. На лице его не было приветливой улыбки, а в глазах и не ночевала доброжелательность.

Впрочем, это мне и не требовалось. Словно начиная танец, я обнял его; это оказалось для него совершенно неожиданным. И сделал шаг назад, то есть внутрь тумбы, увлекая его за собой. Он не успел применить какую-то защиту: сейчас моя реакция была куда быстрее. Внутри я с силой толкнул его к стене; тут он успел наконец занести руку с дубинкой, но было уже поздно.

Вообще-то, ничего неожиданного не произошло. Менее чем через минуту дверца тумбы снова распахнулась, полицейский вышел из нее и аккуратно затворил за собой. Внутри, кроме табельных совков и метел, осталось кое-что сверх положенного: физическое тело капитана Ульдемира и вся шестерка тонких тел блюстителя порядка; последние находились в полной растерянности, поскольку до сих пор как бы и не подозревали о собственном существовании и поэтому не могли предпринять никаких активных действий – даже явиться кому-нибудь во сне.

Где в первую очередь следует искать людей, в чьей жизни духовное преобладает над всем остальным? Вот о чем размышлял Ульдемир, покинув круглую тумбу у вокзала. Ответ напрашивался сам собой: среди людей духовного сословия, именно их принято считать обладателями самых положительных человеческих качеств. Хотя на Ферме в этом сомневались.

Самым же светлым и образцовым из них (хотя этой информацией капитан еще не располагал) принято было считать, безусловно, главу господствующего на Альмезоте вероучения – Церкви Единого Храма, иными словами – святейшего омниарха, обладателя, как принято говорить, качеств человеческих и надчеловеческих. Впрочем, подобными качествами люди вообще любят наделять своих руководителей, и вовсе не только духовных.

Но и в самом деле, омниарх Альмезота, похоже, соответствовал распространенному представлению о нем. Невзирая на возраст, еще далекий от преклонного или хотя бы очень зрелого, – а был он, как говорится, в расцвете сил, – высокий иерарх был чужд мирским интересам, скрупулезно соблюдал все данные на протяжении жизни обеты и правила, собственности и капиталов не имел и к ним никогда не стремился, но жил отшельником, на людях появлялся не часто, интересы его были лишь интересами духа. То есть служил Господу так, как, по его представлениям, следовало. Большинству из вас подобное служение чуждо, поэтому придется поверить нам на слово, когда мы скажем, что служение это – вовсе не синекура, а тяжкий труд, и не всегда только лишь духовный. Храм существует в реальном мире, и потому постоянно приходится решать и множество задач чисто мирского характера. Впрочем, кто возьмется определить, где кончается одно и начинается другое?