Владимир Краковский - ДЕНЬ ТВОРЕНИЯ

Нападавшие разбежались, только один остался – он лежал на траве лицом вниз и не шевелился. Верещагин поднял его, посадил на завалинку. «Неужели я так сильно тебя ударил, что ты даже не мог встать?» – спросил он удивленно. «Еще бы! – ответил мальчишка. – У тебя знаешь какой кулак? Видно, ты до войны хорошо питался». – «А ты разве плохо?» – спросил Верещагин. «Я – так себе», – ответил мальчишка.

Читая ученые книги, Верещагин узнал, что возникают алмазы и прочие благородные кристаллы в подвальных лабораториях природы, под совместным воздействием внутрипланетного жара и давления, и что попытки ученых создать их искусственно никак не могут увенчаться полным успехом, потому что в процессе создания, по-видимому, участвуют не только пламень и напор, но еще и тайная сила, которую наука не постигла и о которой пока только в песнях поется.

Однако был случай. Верещагин узнал о нем из толстой солидной книги. В прошлом – еще свечном и лучинном – столетии, сообщала книга, в дни знаменитой обороны Севастополя от англичан, трудился на защите крымского порта вместе с остальными один фейерверкер, в просторечии – пушкарь, человек темный, но смышленый, о чем свидетельствует придуманная им добавка в порох, благодаря которой пушечные ядра стали летать гораздо резвее прежнего, причиняя неприятность вражеским кораблям даже на дальних рейдах, где они мнили себя в безопасности.

Но автор книги, лишенный злорадства, упирал не на пакости, чинимые британскому флоту, а на тот факт, что смышленый представитель простого народа, прочищая мосле каждого выстрела жерло своей пушки, выгребал ил ее недр вместе с нагаром и прочим мусором пригоршню, а то и две, довольно крупных алмазов; правда, таких же темных, как и он сам, и поэтому для ювелирного дела не годящихся.

Промышленного же применения алмазы в то время не знали, так что нечаянный фокус пушкаря большого интереса не вызвал. А когда хватились – что да как? – было уже поздно: минули десятилетия, бравый пушкарь отошел к отцам своим и в чем заключалась таинственная добавка к пороху, никому не сообщил. Повторить же его достижение не удалось: тысячи энтузиастов, надеясь на удачу, подмешивали в порох все, что можно в него подметать, без малейшего успеха. Ну и, конечно, стали и. щи икать неизбежные сомнения: а были ли алмазы, да и существовал ли сам пушкарь – людям свойственно отказывать предкам в умении делать то, что не по силам им самим.

Верещагин не стал тратить времени на сомнения. Он померил в пушкаря безоговорочно и решил немедленно пойти тем же путем. Неудачи предшественников его не смущали: у них не получилось, значит, им не повезло. А ему, Верещагину, повезет. В юности всем нам кажется, что удача ждет именно нашего появления, чтоб броситься навстречу. А на остальных взирает равнодушно. Так, каждый соловей уверен, что именно на его трели прилетит соловьиха. Но этим и прекрасен ночной сад.

Тем временем закончилась кровопролитнейшая из войн, и уцелевшие семьи воссоединились. Верещагин с матерью вернулся в родной город с востока, отец – с запада. Возобновилась тихая, спокойная жизнь, но ненадолго: Верещагин вынашивал грозные замыслы, и вскоре мирная тишина города была нарушена.

Взрывчатки для повторения опыта севастопольского пушкаря имелось предостаточно. Вокруг города, в лесах, оврагах валялись несчетные тысячи снарядов, мин, гранат – дети послевоенной поры с удовольствием играли этими смертоносными игрушками и научились разряжать их не хуже минеров.

Верещагин стал собирать снаряды и вытряхивать из них взрывчатку. Он занимался этим в одиночку, без приятелей, потому что готовился к творческому акту, а таковой всегда требует уединения.

Некоторые психологи вообще склонны сводить понятие таланта именно к этой самой способности уединяться. Они считают, что степень одаренности определяется не какими-то там особыми умственными качествами, а единственно силой стремления к внутреннему одиночеству. Чем сильней у человека это стремление, тем больший у него талант.

Если они правы, то у Верещагина уже в те годы таланта было – хоть отбавляй. В доказательство можно привести, например, такой случай.

На центральной площади города стоял высокий многоэтажный дом. Отступая, немцы подожгли его; все, что могло гореть, – сгорело, и теперь посреди улицы высился только черный остов. Мальчишки, и Верещагин с ними, часто лазили по прокопченным этажам и однажды спустились в подвал.