Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

Таул со своего места видел, что побудило ее это сделать. Баралис стиснул ей руку и что-то прошептал на ухо.

Его слова произвели на Катерину поразительное действие. С величайшим достоинством она отстранила стражников.

- Руки прочь! Вы забываете, кто я. - От этой отповеди, сопровождаемой испепеляющим взглядом, стражники мигом попятились, не взглянув даже в сторону герцога. С высоко поднятой головой и прямой как копье спиной Катерина удалилась из зала.

Придворные встревоженно зашептались.

Таул переминался в своем укрытии. Ладонь, сжимающая рукоять, взмокла. Ему следовало бы выйти в тот же миг, как Катерина встала, но он не хотел унижать ее, выскакивая неведомо откуда и приставляя нож ей к горлу. Герцогу бы это не понравилось. Все могли бы подумать, что его светлость не доверяет собственной дочери. Поэтому Таул остался на месте, решив действовать лишь в том случае, если Катерина сделает какое-то движение в сторону Мелли. Но ведь дочь герцога, если поразмыслить, успела-таки сделать нечто подобное.

Таул нашел глазами Мелли. Она сидела между герцогом и Мейбором. Вид у нее был усталый и немного смущенный. Отец налил ей красного вина, и Мелли, не чинясь, осушила кубок одним глотком. Таул улыбнулся: Мелли оставалась собой.

И все-таки его не оставляло чувство, что здесь едва не случилось нечто непоправимое. Что-то произошло между Баралисом и Катериной. Он ее предостерег - и, как видно, в самую пору: из одержимой гибельным гневом женщины она мигом преобразилась в сдержанную придворную даму. Что же мог сказать Баралис, чтобы добиться такой перемены? И что произошло бы, если бы он промолчал?

Таул мысленно вернулся на пять лет в прошлое, когда впервые встретился с Бевлином. В тот вечер мудрец один-единственный раз открыто высказался о людях, занимающихся ворожбой. "Да, есть еще такие, - сказал тогда Бевлин, но большинство считает, что лучше бы их не было". Значит, Катерина - одна из таких? И Баралис тоже? Во время боя с герцогским бойцом он чувствовал какое-то враждебное влияние - оно подрывало его волю и отнимало у него силы. Катерина была любовницей Блейза. Не она ли ворожила в ту ночь, чтобы помочь своему возлюбленному?

Таул провел пальцами по волосам. Уверенности у него не было. Все, на что он опирался, - это странно остановившийся взгляд Катерины и собственное чутье. И все-таки могло случиться страшное. Таул ужаснулся задним числом. Неведение не может служить оправданием. Надо было увести Мелли - а если бы это привело к унижению Катерины, то и черт с ней.

Он снова приложился глазом к щели. Мелли сидела во главе стола и вела себя как ни в чем не бывало: ела, пила, смеялась, кокетничала с лордом Кравином и шутливо упрекала герцога за отсутствие горячих блюд. Ее смелость и сила духа поразительны. Любая другая женщина после столь неприятного происшествия убежала бы с плачем к себе в комнату. Но только не Мелли. Ядовитыми словами ее не проймешь. Не видя ее левой руки, Таул всмотрелся и понял, что под столом она крепко сжимает руку отца. Рыцарь затих, глядя на это зрелище. Он никогда не простит себе, если с ней что-то случится.

Он заметил, что Баралиса больше нет на месте, но не видел, как тот ушел. Нетрудно, однако, было догадаться, куда Баралис направился. Убежденный, что Мелли сейчас ничто не грозит, Таул прокрался по коридору, вышел через кухню на галерею и повернул назад к большому залу. У главного входа он увидел вдали черную фигуру идущего прочь Баралиса. Таул последовал за ним. Тот знал дворец как свои пять пальцев - он поворачивал в неведомые Таулу коридоры и всходил по лестницам, скрытым портьерами либо запрятанным в темных углах. Наконец они оказались в той части дворца, которую Таул узнал, - здесь обитали дамы. Укрывшись в нише, Таул видел, как Баралис подошел к двойным бронзовым дверям. Стучать ему не пришлось - Катерина уже ждала его и сама открыла дверь. С распущенными волосами и в платье, обнажающем плечи, она пригласила Баралиса войти.

Дверь за ними закрылась, и Таул тяжелой поступью зашагал обратно в зал. Что он скажет герцогу утром, когда тот прикажет ему дать отчет? Таул сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Как сказать герцогу, что самым злейшим его врагом может оказаться собственная дочь?

XXXIII

Уже два дня Джек шел по населенной и холмистой местности. Ни то, ни другое обстоятельство его не устраивало. Под гору-то хорошо идти, даже и бегом можно, а вот в гору... Это совсем другое дело. Ляжки у него ныли, колени подгибались, и даже лодыжки вели себя неподобающе, ставя ноги не туда, куда надо, и причиняя боль на каждом шагу. Если бы мир создавал Джек, все дороги шли бы под гору.