- Эй, верзила!
Кроп повернул голову на зов Скорбута. Тот, обрушив свою обагренную кровью кирку на спину старателя, взревел:
- Цепи! Руби чертовы цепи!
Кропа бросило в жар. "Смотри не забудь, верзила. Когда мы нападем на бычехвостов, твое дело - рубить цепи".
Вложив в удар всю свою силу, Кроп раздробил цепь, соединяющую его со Скелетом. "Полудурок, - сказал ему злобный голос. - Такую простую вещь запомнить не мог". У него одного кирка достаточно широкая, чтобы рубить металл, и только у него хватает на это силы. Скорбут заставлял его упражняться на железных обручах, скрепляющих ведра для воды. "Руби, руби, говорил он. - Как в тот раз, когда сбивал кандалы с Мэнни Дуна".
Кроп не помнил, что сбивал с Мэнни кандалы, когда тот сломал спину. Помнил только, что Мэнни сильно мучился и дергался от боли, а бычехвосты заботились лишь о том, чтобы запечатать алмазную жилу. Только теперь он сообразил, что Скорбут тогда и правда отвел его в сторону и велел перерубить киркой цепь Мэнни. "Помалкивай, - сказал Скорбут при этом. - Бычехвосты трясутся над Красными Глазами и нипочем не узнают, кто это сделал".
Кроп рубанул по другой цепи, круша железо, как дерево. Он умер, Мэнни. Один старатель дал ему черное зелье. Горький Боб сказал, что это яд и что старатель дал его Мэнни из милосердия, ведь рудокоп со сломанным хребтом все равно что мертвец.
Кроп скинул с себя кандалы и подошел к Джезии Мампу, который прощался со своим другом. Рыхлый Агги уже ушел - Кроп достаточно навидался мертвых, чтобы это понимать, но Джезия все равно говорил с ним и рассказывал, как они поплывут на плоту по Срединной и будут объедаться зеленым луком и жареной рыбой. Кроп разрубил соединяющую их цепь, хотя и не хотел разлучать их.
Он-то знал, что значит любить кого-то всем сердцем.
- Сюда, верзила! Освободи меня!
Кроп, послушный голосу Горького Боба, двинулся вдоль цепи, разбивая очередные звенья. В руднике стало совсем черно. Люди дрались и убивали во тьме, рыча и ругаясь. Одни переводили дух, прислонясь к скале, другие продолжали колошматить уже мертвых бычехвостов. Кроп не понимал их злости, но остановить их не пытался. Люди есть люди, и он давно убедился на горьком опыте, что из вмешательства в чужие дела ничего хорошего не выходит.
Держи глаза и руки при себе, полудурок, не то мужики полезут в драку, а бабы начнут орать, что их насилуют. Эти старые слова и теперь наводили на него страх. Он большой и потому опасен - значит надо стараться быть маленьким и безобидным.
Он шел осторожно, переступая через мертвых.
Когда он поднял кирку, чтобы разбить цепь Скорбута, последние проблески света погасли. Холод усилился, и Кроп чувствовал, что воздух давит ему на спину, как ледяная вода. Битва, идущая в руднике, затихла.
- Руби, - прошипел Скорбут, брякнув цепью, но Кроп больше ничего не видел и боялся его поранить.
В середине ствола раздался крик. Кроп слышал, как кричат ягнята, когда их терзают собаки, и кобылы, когда они жеребятся, но никогда еще не слыхивал такого вопля, полного тоски и боли. Ему захотелось бежать отсюда сломя голову: он жил долго, видел многое и знал, что в ночной тьме живет другая, еще гуще. Тот, кто отбрасывает человеческую тень, не всегда человек.
Завопила в голос одна из женщин, и мощный порыв воздуха сотряс рудник, заколебал веревочные мосты и взъерошил Кропу волосы. Люди бросились наутек он их не видел, но слышал, как лязгают их цепи о камень.
Скорбут приставил что-то острое к ноге Кропа.
- Руби давай, верзила. Живым меня здесь не возьмут.
Кроп знал, как бычехвосты расправляются с бунтовщиками. Джону Драму затолкали в глотку алмазы - бракованные камни, мелкие и серые, а потом еще живого бросили в толпу на Ледяной площади. Его разорвали на части, сказал Горький Боб, они вытаскивали у него внутренности, и руки их дымились от крови.
Кроп опустил кирку на цепь Скорбута, и тот с рычанием высвободил ногу.
- Ты меня зацепил, но это сладкая кровь, и я на тебя не сержусь. Держи руку, будем выбираться отсюда.
- Но ведь...
- Хочешь сказать, что тут еще остались закованные? Хочешь остаться и расковать их трупы? - Случайный проблеск осветил светло-серые глаза Скорбута. - Нас пришло сюда девять из оловянных рудников, в ту зиму, когда Купель замерзла, а теперь сколько? Мэнни нет. Никого не осталось, кроме нас с тобой.
Кроп помнил Вилла. Он знал на память все песни и умел спать стоя. Тяжело думать, что его больше нет.
- Я хочу взять Хадду, - упрямо сказал Кроп.
Читать дальше