Роджер Желязны - Правь Амбером

Теперь моя очередь!

Я перешел в низкую стойку, сместившись вправо, и ударил, быстро и сильно. Врезал со стороны «слепой» зоны. Он отступил, лихорадочно отбивая мой меч. Тогда я намеренно чересчур увеличил дистанцию удара, опустив острие меча. Отец не увидел его приближения — заплывший глаз не позволял, — а если бы и увидел, вряд ли у него хватило бы сил остановить удар.

Острие меча глубоко вонзилось ему в правую ногу. Я выдернул клинок, и из раны хлынула кровь.

Он взвыл и яростно взмахнул мечом. Клинок просвистел в каком-нибудь дюйме от моих глаз. Когда он перенес вес на раненую ногу, та подломилась. Отец пошатнулся и едва не упал.

Ага, попался! Прыгнув вперед, я схватил его свободную руку, лихорадочно молотившую воздух, развернулся и провел бросок. Он перелетел через мое плечо и грохнулся на спину в десяти футах от меня. Из груди его со свистом вырвался воздух. Отец явно был оглушен.

Я прыгнул туда и наступил ему на правую руку. Он охнул и выронил оружие. Он не мог шевелиться, да и вообще еле дышал. Я пинком отбросил меч подальше; тот пролетел футов двадцать и упал на каменистую землю у самого края Узора.

— Это твой последний шанс, — произнес я с напускным спокойствием, которого на самом деле не испытывал. — Сдавайся, па, а потом мы вместе выпьем и посмеемся над этой историей.

Однако, невзирая на усталость и рану, он попытался отбросить меня. Надо отдать ему должное — у меня на его месте не хватило бы духу продолжать драку. На что он надеялся, оставшись без оружия?

Внезапно он перекатился на бок и судорожно дернул ногами. Прежде чем я успел отреагировать, он выхватил из-за пояса нож.

— Умри! — взревел он. Он ринулся вперед и попытался вонзить нож мне в грудь.

— Отец, — предостерегающе произнес я, уклоняясь от удара, — прекрати сейчас же! У тебя нет ни малейшего шанса!

Он зарычал. Тогда я ударил его по голове рукоятью меча. Послышался глухой «чвак». Отец упал на колени.

— Хватит! — Я выбил нож, потом пнул отца в живот. Он сложился вдвое, хватая ртом воздух.

— Извини, па, — сказал я, скорее удрученный, чем рассерженный. — Но ты сам до этого довел.

И я еще раз стукнул его по голове рукоятью меча. Он упал ничком, но все еще пытался встать.

— Теллопс! — крикнул он.

Я, не колеблясь, прыгнул ему на спину, поставил колено между лопаток и скрутил ему руки за спиной. Теперь он уже не мог напасть на меня — ну, или встать, если на то пошло.

— Слушай, объясни, чем я так тебя разозлил, — сказал я ему на ухо. — И что, кстати, означает эта чертовщина — «Теллопс»?

Зарычав, он повернул голову и укусил меня за левое запястье. Я вскрикнул и вырвался, потом дважды врезал ему по голове. Он принялся скулить.

— Папа, — строго произнес я, — я собираюсь помочь тебе. Но для этого нужно, чтобы ты перестал на меня бросаться. Ты меня понимаешь?

Он снова попытался укусить меня.

Тут мое терпение лопнуло. Я колотил его, пока он не отключился. Хоть он мне и отец, но хватит с меня его выходок. И так я дал ему предостаточно возможностей.

Восстановив дыхание и успокоившись, я связал ему руки полосами ткани, оторванной от его же рубашки. Я не был уверен, насколько хорошо они будут держать, потому обыскал его на предмет спрятанного оружия и изъял еще один нож, с вырезанной на рукояти головой единорога. Очень недурная работа. Я засунул его себе за пояс, для сохранности.

Покончив с этим, я встал. Раны у меня на руке и предплечье уже перестали кровоточить; на мне все всегда заживало быстро. От укусов на запястье остались синяки в форме полумесяца, да и только. Отцу досталось куда сильнее.

Я подобрал свой меч, спрятал его в ножны, потом уселся, поджав ноги, рядом с отцом, чтобы подумать. И что мне с ним делать? Я не могу везти на себе валяющегося без сознания — или хуже того, пребывающего в сознании — сумасшедшего, одержимого манией убийства.

Отец застонал и вдруг дернулся. Опустив взгляд, я обнаружил, что он смотрит на меня из-под полуприкрытых век. Ну замечательно. Ни минуты покоя. Теперь, когда лицо его было в синяках, а из носа шла кровь, отец выглядел скорее жалким, чем опасным, — но я-то знал, чего от него можно ожидать. Его губы медленно шевелились, но с них не сорвалось ни слова.

— Ты не хочешь что-нибудь объяснить насчет себя? — поинтересовался я.

— Теллопс, — прошептал он.

— Ой, только не заводи эту песню заново! — Я уже был по горло сыт этим «Теллопсом» и решил, что больше в меня не влезет.

Я глубоко вздохнул, прочистив легкие, встал и потянулся, разминая онемевшую шею и спину. Потом я подобрал отцовский меч, убрал его в ножны и нацепил на себя вторую перевязь. Незачем его здесь оставлять.