Роберт Хайнлайн - Двойник (другой перевод)

Доктор Капек кивнул:

— Все это капитан Бродбент обязан был сообщить мне гораздо раньше. В своей области капитан Бродбент вполне компетентен, но у молодых людей мышцы нередко действуют раньше, чем ум… У него настолько сильна сконцентрированность на материальном мире, что иногда это просто пугает меня. Впрочем, ничего дурного не произошло. Я попрошу вас дать согласие на сеанс гипноза. Даю слово врача, гипноз будет использован только для помощи вам в этом деле, и я ни в коем случае не затрону глубин вашего сознания. — Он вытащил из карманчика старомодные часы, которые можно считать чуть ли не вывеской его профессиональной принадлежности, и нащупал мой пульс.

Я ответил:

— Такое разрешение, сэр, я охотно дам, но боюсь, ничего не получится. Я не поддаюсь гипнозу. — Я сам в свое время учился гипнозу, давая сеансы чтения мыслей, но моим учителям так и не удалось погрузить меня в транс. Моим сеансам чуть-чуть гипноза не помешало бы, особенно в тех городах, где полиция не слишком строго следит за выполнением всех правил, которыми связала нас по рукам и ногам Ассоциация врачей.

— Вот как? Что ж, тогда нам придется обсудить другие варианты. А пока расслабтесь, лягте поудобнее, и мы сможем более подробно побеседовать о ваших проблемах.

Он все еще продолжал держать в своей руке часы, покачивая их и вращая пальцами цепочку, хотя уже перестал измерять мой пульс. Я хотел напомнить ему об этом, потому что часы отражали свет от лампы для чтения, висевшей над моим изголовьем, но потом решил, что у него, должно быть, выработалась такая нервная привычка, о которой, возможно, он и сам не подозревает, и чужому человеку вовсе нет необходимости лезть в это дело.

— Я уже расслабился, — сказал я. — Спрашивайте, о чем хотите. Если угодно, начнем с ассоциативных связей…

— А вы постарайтесь вообразить себя как бы на плаву, ответил он тихо. — Ведь двойную силу тяжести переносить так трудно… верно? Я обычно в такое время стараюсь спать побольше… это содействует отливу крови от мозга… такое сонное состояние… корабль, между прочим, мне кажется, ускоряет ход… нам станет еще тяжелее… придется уснуть…

Я начал было говорить, что ему лучше бы убрать свои часы, иначе они вырвутся из его рук. А вместо этого взял да и заснул.

Когда я проснулся, то обнаружил, что другую койку для перегрузок занимает доктор Капек.

— Привет, дружок! — приветствовал он меня. — Эта дурацкая детская коляска мне осточертела, и я позволил себе вытянуться, чтобы правильно распределить напряжение.

— А что, мы вернулись к двукратному?

— А? Ну конечно. У нас сейчас перегрузка двукратная.

— Очень жаль, что я отключился. И долго это продолжалось?

— Нет, не очень. А как вы себя чувствуете?

— Отлично. Просто удивительно хорошо отдохнул.

— Да, такой побочный эффект известен. Особенно при больших ускорениях, я хочу сказать. Ну как, посмотрим картинки?

— Что ж, с удовольствием, если вам так угодно, доктор.

— О'кей! — он вытянул руку — и свет в каюте погас.

Я собрал всю волю в кулак, зная, что сейчас он начнет показывать мне марсиан. Про себя я решил, что паниковать ни за что не буду. В конце концов, бывали же случаи, когда мне удавалось представить, что их просто не существует. А ведь это — кино, оно никак не может мне повредить — просто в тот раз они уж очень внезапно появились.

Это действительно были стереоизображения марсиан как с Бонфортом, так и без него. И тут обнаружилось, что я могу смотреть на них как бы отвлеченно — без страха или отвращения.

Внезапно я понял, что мне приятно смотреть на них. Я издал какое-то восклицание — и Капек остановил фильм.

— Опять затруднения?

— Доктор, вы загипнотизировали меня?

— Так вы же разрешили.

— Но меня нельзя загипнотизировать!

— Весьма прискорбно это слышать.

— Но… но вам удалось! Я же не настолько туп, чтобы не заметить очевидного. — Я был поражен. — А может быть, мы еще раз прокрутим эти кадры? Мне просто не верится…

Он снова включил проектор, а я смотрел и удивлялся. Марсиане вовсе не были омерзительны, если смотреть на них без предубеждения. Их даже нельзя было назвать некрасивыми. Они обладают каким-то пикантным изяществом — ну, как китайская пагода, что ли.

Это верно, что по форме они не похожи на человека, но ведь и райская птица тоже не похожа на него, а она — одно из чудеснейших явлений природы.

Я начал понимать, что их псевдочлены могут быть очень выразительны. Их неловкие движения чем-то напоминали мне поведение добродушного щенка. Теперь я знал, что всю жизнь смотрел на марсиан сквозь призму ненависти и страха.