Андрей Мартьянов - Большая охота

Шевалье Гисборн отбыл без излишнего шума, никем не замеченный и исполненный решимости довести задуманное до конца. Поплутав, он добрался до Старого Порта – по-прежнему шумного и многолюдного, хотя день уже клонился к вечеру. Слоняющиеся по набережной зазывалы тщились переорать друг друга, размахивая намалеванными на отрезах холста эмблемами и названиями кораблей, берущих на борт пилигримов к Святой Земле. Англичанин прошел мимо: в «Трех стрелах» его не раз предупредили, что верить сладкоречивым призывам не следует. Паломников набивают в трюмы, ровно селедку в бочки, кормят впроголодь, по спящим бегают крысы, а команда воровата и с парусами управляется, как Бог на душу положит. Вместо Святой Земли запросто доставят в Ифрикию, и еще доплату потребуют. Лучше уж потратить время и найти корабль, нанятый в складчину направляющимися в Святую Землю вояками. Они охотно возьмут на борт еще одного человека, особенно если тот не поскупится с платой за проезд.

Англичанину повезло. Неф «Святая Анна» под флагом Генуи собирался отвалить от пристани сегодня с вечерним отливом – то есть через несколько часов. Пассажирами «Анны» были несколько молодых баронов из Прованса со своими дружинами, и соотечественники Гая, спешившие вдогонку войску Ричарда. Мессир Гисборн, за которым носильщики волочили драгоценную поклажу, поднялся по качающимся сходням на борт, без всякого сожаления бросив прощальный взгляд на суматошный приморский город. Интересно, Мак-Лауд уже обнаружил пропажу или еще нет? Как бы шотландцу не взбрело в голову отыграться на молодой паре – обвинить в пособничестве Гаю или просто сорвать на них злость…

Утверждение, что ракушки-виолеты чрезвычайно способствуют взаимной страсти, оказалось совершенно истинным. Франческо еще с трудом помнил, как они поднимались по лестнице и как он запирал дверь, утопая в сладком дурмане сияющих глаз Бьянки. Его Бьянки – отныне и до смерти. Теперь никто не сможет отобрать ее у него, предъявить на нее свои права. Такого не могло быть, все законы существования мира противоречили подобному вопиющему нестроению – но обеты принесены, Церковь освятила их брак, и девица из страшного замка Ренн принадлежит ему.

Как и в памятной прецептории Безье, молодых людей неодолимой силой бросило друг к другу, увлекая в круговорот сплетающихся рук и соединившихся губ. Бурлившие в крови желания, поневоле сдерживаемые во время путешествия, теперь вырвались на свободу, торопясь наверстать свое. Гостиничная кровать обратилась лодкой, качающейся на огромных волнах, а мир вокруг сокрушенно покачал головой и отошел в сторону, дабы не мешать.

И только когда Франческо в четвертый раз в упоительной схватке одержал верх над подругой (или она над ним, какая разница?..), а покорившаяся Бьянка умиротворенно и нежно постанывала в его объятиях, только тогда замедлившееся время с недовольным кряхтением продолжило свой бесконечный путь дальше.

В маленьких подслеповатых окнах горело склоняющееся к горизонту солнце, пятная комнату длинными оранжевыми полосами. Новоиспеченные супруги, убрав с глаз долой следы недавнего беспорядка и одевшись, чинно сидели на кровати, передавая из рук в руки кувшин с молодым вином. Начавшийся еще на улицах Марселя серьезный разговор об участи молодоженов то и дело прерывался долгими поцелуями – это немудреное занятие еще не успело им надоесть и казалось чрезвычайно занимательным.

– Слушай, что я придумал, – поделился соображениями Франческо, с трудом заставив себя оторваться от теплых и требовательных губ подруги. – Мы можем рискнуть и вернуться в Ренн…

– Нас там заживо съедят, – в неподдельном ужасе замахала руками Бланка. – Нет-нет, об этом и речи быть не может! Разве что года через два-три…

– Тогда поехали ко мне, в Ассизи, – предложил Франческо. – Родители, конечно, поворчат для приличия, но быстро простят и с радостью примут нас в семью. Ты им наверняка понравишься!

– Не уверена… Пойми меня правильно и не обижайся, – девушка поджала ноги и обхватила их руками, – я очень тебя люблю, но все-таки хотелось бы знать – что представляет из себя твоя семья?

– Н-ну… – молодой человек пребывал в затруднении, – мой отец, мессир Пьетро, заправляет в цехе сукновалов нашего города, а матушка ведет хозяйство… Они достойные, уважаемые люди, хотя отец порой бывает… как бы это сказать… излишне строг, а матушка – чрезмерно хлопотлива и богобоязненна.