Александр Рудазов - Рассказы из правого ботинка (сборник)

Через пару минут они поднялись на самый верх. Эфиоп дважды стукнул в дверь и, не дожидаясь ответа, распахнул ее настежь, вталкивая Йусуфа внутрь. Молодой медник замер с открытым ртом, дивясь удивительной комнате.

Именно так он и представлял себе жилище колдуна. Богатая живопись прямо на поверхности кирпичных стен изображает какие-то жуткие хари – возможно, слуг трижды проклятого Ахримана. В углу огромный белый камень в форме правильного цилиндра – сцирип, один из главных инструментов любого чародея. Единственное окно, закрытое подъемными решетками-ставнями, еще и занавешено черным бархатом. На улице стоит жаркий полдень, здесь же царит темнота и прохлада, нарушаемая лишь тремя тусклыми коптящими светильниками.

– А-а-а… ке-ке-ке… – послышалось из самого темного угла комнаты. – Да… замечательно… ке-ке-ке… это он?…

– Рожденный в тот час, когда ты вошел в этот город, повелитель, – хмуро кивнул Эфиоп.

– Хорошо… хорошо… – проскрипели в ответ. – Можешь идти… ке-ке-ке…

Эфиоп снова кивнул и вышел, мягко затворив за собой дверь. Йусуф с трудом удержался, чтобы не кинуться следом – сколь бы ни был страшен этот мрачный негр, гораздо страшнее оставаться здесь, в темноте, наедине с кошмарным колдуном.

В углу что-то зашуршало. Послышался тихий щелчок огнива, и зажегся четвертый светильник – еще более тусклый, чем остальные, но все же рассеявший мрак. Там, на горе шелковых подушек, восседал дряхлый старик – тот самый Мурарат.

Он выглядел еще хуже, чем описывала его молва. Тонкие руки-веточки, изборожденные набухшими венами, с трудом удерживают простой медный светильник. Старческие глаза слезятся, пристально всматриваясь в лицо Йусуфа. На голове осталось всего несколько белоснежных волосков – плешивый череп напоминает высохшую айву.

– Ке-ке-ке… – осклабился Мурарат, обнажая гнилые пеньки, оставшиеся от зубов. Этот странный скрипучий звук оказался смехом. – Подойди-ка сюда, мальчик…

Йусуф нервно сглотнул и не сдвинулся с места. Никакие силы не смогли бы заставить его подойти к этому страшному старику.

– Боишься?… – с удовольствием спросил колдун. – Ке-ке-ке… Это хорошо, клянусь Анхра-Майнью…

Йусуф содрогнулся. Только что было произнесено запретное имя Ахримана – имя, которое опасно произносить даже мысленно. А уж вслух… кем же надо быть, чтобы отважиться на такое? Либо святым, либо…

– Дай мне руку и помоги подняться, – сухо приказал Мурарат, протягивая дрожащую ладонь.

Его новый раб по-прежнему стоял неподвижно. Прикоснуться к этой жуткой коже, похожей на чешую ящерицы?! Лучше уж умереть здесь и сейчас! Он истово молился Шахривару – святому, покровительствующему металлам и людям, работающим с ними.

– Хшатра Варья, Избранная Власть, пребудь со мной… – шептали пересохшие губы юноши.

– У Ахура-Мазды нет здесь силы, мальчик! – усмехнулся колдун, расслышав молитву. – Здесь только Анхра-Майнью!… ке-ке-ке…

Йусуф снова содрогнулся. Старик не боится произносить даже истинное имя Хормузда! Но ведь его разрешено произносить только магам… хотя он когда-то и был магом…

Но ведь его изгнали!

Мурарат, поняв, что раб не осмелится помочь ему, кое-как дополз до кривого костыля и мучительно медленно поднялся на ноги. Стоял он с огромным трудом, тощие ноги-прутики едва не подламываются под высохшим тельцем.

– Посмотрим, как ты сам будешь выглядеть в сто десять лет… ке-ке-ке… – ехидно ухмыльнулся старик, поняв, о чем думает его раб. – Посмотрим…

Йусуф только дрожал, глядя, как колдун ковыляет к нему. Юноша словно превратился в соляной столп, не решаясь даже шевельнуться. Мурарат подошел вплотную и первым делом ткнул раба костылем в живот, заставляя того наклониться. Старик оказался почти на голову ниже, и ему было трудно сделать то, что он намеревался – заглянуть юноше в глаза.

– Хорошо… хорошо… ке-ке-ке… Клянусь Анхра-Майнью, лучшего и желать нельзя… – проскрипел Мурарат, удовлетворившись осмотром. – Встань вон там.

Этот приказ Йусуф выполнил мгновенно – все, что угодно, лишь бы очутиться хоть на пару шагов подальше от жуткого старца.

Он послушно встал в центр круга, вырезанного в каменном полу – во всей комнате это оказался единственный участок, не прикрытый пышными коврами. Ногам сразу стало холодно – Йусуф не носил обуви. Правда, не по своей воле – все его имущество было конфисковано в счет отцовского долга. Оставили только штаны и иматий [3]– прикрыть срам.