Колин Уилсон - Дельта

Скинув башмаки, Найл снял с шеи медальон и положил его возле. Туда же легла и вынутая из кармана раздвижная трубка. Доггинз спал, раскинувшись на спине. Лицо в свете луны казалось мертвенно-бледным, но уже не таким ужасно опухшим. Он чуть постанывал при дыхании. Найл прикрыл спящего металлической одежиной, подоткнув ее под его подбородок. Затем, все также повинуясь неизреченному приказу, двинулся вдоль берега.

Он твердо ступал по спекшейся в корку глинистой полосе. Прошел уже примерно милю. Стволы деревьев по левую руку выглядели так, будто сделаны были из железа. Их ветви на слабом ветру были совершенно недвижны и не издавали ни звука. По другую руку текла величаво река. Время от времени с тяжелым всплеском наружу появлялось какое-нибудь существо – крупное – и тотчас скрывалось под водой. Он разглядел толком только одно: большого каймана, который не плыл, а, скорее, сплавлялся по течению, выставив ноздри над поверхностью. Животное проводило идущего мимо двуногого злобным взглядом, но опасности Найл не почувствовал.

Он дошел до места, где река становилась шире и была частично перегорожена листвой и сучьями. Найл без колебаний вступил в воду. Ступни сантиметров на пятнадцать погрузились в вязкий ил, затем пошла твердая галька. Чувствовалось, как возле самых ног юркают какие-то шустрые создания, Найл не спеша брел, подавшись корпусом вперед, пока вода не оказалась выше пояса. Из-под ноги вывернулась и остро царапнула голень ветка. Сердце екнуло: снизу по ноге мимолетно скользнуло какое-то гибкое мягкотелое существо. Найл осторожно, посту пью двигался вперед, пока вода не пошла, наконец, на убыль и он, наконец, выбрался на тот берег.

Повинуясь тому же безотчетному позыву, он опять повернул на север и пошел в обратном направлении. По эту сторону реки растительность росла гуще и во многих местах подступала к берегу вплотную. В глубоких затемнениях – контрастах лунного света – двигаться приходилось с особой осторожностью. Из куста выпорхнула испуганная птица и, стрекотнув крыльями, забилась в гущу древесной поросли. Низом через прибрежный кустарник с треском пробиралось какое-то тяжелое животное. Найл не обратил на это внимание. Поравнявшись с Доггинзом, спящим под лунным светом на том берегу, он почувствовал безмолвный приказ повернуть налево в чащобу. Лунный свет сюда не пробивался, и идти приходилось только поступью, но, как ни странно, двигался Найл почти с той же уверенностью, что и на свету. Словно некое шестое чувство остерегало его, когда на пути встречался торчащий из земли корень или куст.

Из затенения он вышел неожиданно для себя, и также неожиданно земля под ногами сделалась столь же твердой, что и спекшаяся глинистая корка речного берега. Начался подъем. Через несколько минут залитые лунным светом река и верхушки деревьев уже остались внизу. Найл находился на середине южного склона холма. По другую его сторону щетинилась густая, непроходимая на вид, спутанная поросль. Вскоре, однако, осталась внизу и она, и стало видно реку, огибающую холм с запада. Она была шире той, которую он недавно пересек и, судя по переливчатой серебристой поверхности, быстрее.

Склон становился все круче; взбираться теперь приходилось, хватаясь за кусты и пучки травы. Через полчаса, уже неподалеку от вершины, склон мало чем отличался от вертикальной стены, и Найл решил поискать более сподручный подъем. Он стал осторожно смещаться вбок, пока не отыскал место, где растительность была достаточно густа, так что можно было затвердиться руками и ногами. Конечный отрезок пути, протяженностью около двадцати метров, оказался крут настолько, что, когда Найл мельком оглянулся, у него закружилась голова и проснулась боязнь: сейчас в два счета можно сыграть вниз и свернуть себе шею, никакая сила тут не поможет.

Но вот, перевалив через отвесный край, он уже стоит на самом верху – ровная площадка, в центре возвышается предмет, который он по ошибке принимал за башню. Теперь было ясно, что это не башня, и не сломанное дерево. Не видно ни корней, ни четкого разграничения между выступом и самой площадкой. Ствол состоял из какого-то серого и, похоже, пористого материала. Проведя рукой по его купающейся в лунном свете боковине, Найл ощутил, что длинная полоса «коры» оторвана и свита у подножия выступа кольцом. Глубокая борозда, от которой она отщеплена, напоминает рану. Безусловно, это отметина оставлена молнией. Глубокие рубцы на верхушке, метрах в пяти у Найла над головой, по краям тоже будто опалены.