Мишель Демют: Вдаль, к звездам (2030)

Дверь скользнула в сторону. Он хотел было войти в крохотное помещение, как вдруг металлические панели затряслись, словно в лихорадке. Он потерял равновесие, попытался схватиться за раму двери, не сумел и растянулся на полу.

Далекий рев отозвался в голове мучительной болью…

Энергия поступала по тысячекилометровым щупальцам, чтобы новые отростки могли подняться в космос, передавая главному мозгу самые разнообразные сведения, которые все усиливали тревогу Существа.

Ему оставалось жить определенный отрезок времени, равный уже прожитому, если исходить из размеров породившего его мира. Для Существа, привыкшего мыслить в категориях вечности, такой вывод звучал смертным приговором. Открытие новых источников энергии, плотной материи становилось вопросам жизни и смерти.

Отростки из микроскопического размера клеток разбежались по всей поверхности планеты, устлали ковром дно пустых океанов, глубокие долины и островерхие хребты гор, где произрастали чахлые мхи.

Передовые щупальца поднимались в космос, выбрасывая отростки в разные стороны во все более и более бедной среде, пока не достигли пустоты.

Пришло время покинуть пределы атмосферы. Когда-то Существо предугадало наличие поверхности своего мира, а теперь догадывалось, что где-то в пространстве есть богатые энергией плотные тела, источники излучений, которые улавливали его отростки, но до них еще было невообразимо далеко.

В глазах посветлело, и тут же вернулась боль. Гарно лежал в своем кабинете. Он приподнялся и почувствовал тошноту.

— Спокойнее… — послышался голос доктора Мартинеса. — В вас пока никто не нуждается.

Вокруг царила тишина, словно ничего не произошло. Все на корабле казалось тихим и обычным. Но лицо Мартинеса застыло в напряжении — таким Гарно видел доктора впервые.

— Что-то взорвалось?

— Генератор, — ответил Мартинес. — Это еще не катастрофа, но многим досталось побольше вашего. Медблок переполнен.

Гарно осторожно ощупал бинты на голове, встал, держась за стенку.

— Я ведь сказал, что у вас пока нет пациентов, — нахмурился Мартинес. — Они понабивали себе шишек и обратились в другое ведомство. Думаю, что эта встряска излечит их от психологических сдвигов.

— Вы предупредили мою жену?

Мартинес кивнул.

— С ней все в порядке. А вам лучше бы вернуться к себе…

— Меня ждет Арнхейм.

В рубке управления, кроме Арнхейма, были Вебер и Сиретти — их головы закрывали экран. Сиретти что-то вполголоса объяснял, отчаянно жестикулируя.

Гарно заметил Шнейдера не сразу. Представитель правительств Европы молча сидел у второго экрана. Гарно подошел ближе и увидел оранжевый шар в желтоватой дымке атмосферы. Корабль шел в двух миллионах километров от восьмой, внешней планеты системы Винчи.

— Даже выглядит довольно неприятно, — хмыкнул Шнейдер, когда Гарно оказался рядом, — а еще хуже угодить на нее.

В этом голосе всегда сквозили злость и презрение, и Гарно не мог отделаться от неприязни к представителю, хотя прекрасно знал о его порядочности.

— И все же однажды придется заняться ею, — снова заговорил Шнейдер. — Как и прочими планетами этой системы. Развивающейся колонии наверняка понадобится метан, да и лишние минеральные ресурсы не помешают. Но разберутся с этим наши потомки. Если, конечно, нам повезет, и мы доберемся до места живыми.

— Что вы хотите сказать? Колония проголосовала и сделала выбор. Мы остановим двигатели, и полет на этом закончится.

В проницательных глазах политика мелькнул огонек иронии:

— Вы так уверены? Или… вы не боитесь?

Гарно пожал плечами. Он покосился на Арнхейма, надеясь, что тот окликнет его и избавит от неприятного разговора. Но Сиретти продолжал свои разъяснения, и капитан не обернулся.

— Да, я боюсь, как и все, — выдавил он. — Но я тоже голосовал за остановку двигателей.

— А я голосовал против, — тихо проговорил Шнейдер. — Это — мой политический долг, если хотите. Экспедиция потребовала невообразимых затрат, не говоря о потерянном времени и чьих-то амбициях…

— Я знаю все это, — перебил Гарно. — Но что бы вы выбрали как человек?

— Я слишком боюсь смерти, чтобы бросаться ей навстречу. Возможно, со временем я нашел бы вкус в бесконечном ожидании и кончил бы тем, что полюбил само ожидание, а не цель. Пока события подтверждают, что я прав…

— Не знаю, шутите вы или нет. Но мне не хотелось бы подвергать вас тестам.

В этот момент Арнхейм выпрямился, повернул к нему голову и едва заметно кивнул. Гарно почувствовал смутное беспокойство.