Юрий Никитин - Скифы

Посол чуть раздвинул губы в улыбке, но либо сомневался, либо хотел получить более серьезные подтверждения.

— Мне нужно что-то, чем обосновать ваше доверительное отношение к Израилю…

Крылов развел руками:

— Господин посол, я постоянно ставлю ваше государство в пример. Вы пронесли мечту о своей стране, о своем устройстве через века и тысячелетия… и теперь успешно отстаиваете свои устои. Я ведь понимаю, натиск массовой культуры на вас еще мощнее, чем на Россию! Россия, как борец дзюдо, тут же сдается под малейшим натиском, тут же на татами… Вся надежда оставалась только на то, что как-то вывернется, выскользнет из захвата… как случалось обычно, а вы — стояли, не сгибались. И сейчас именно о вас разбиваются все эти волны, черт бы их побрал, общечеловеческих ценностей!.. А Россия рухнула сперва на колени, потом ее уложили на лопатки.

Бен Моше кивнул, глаза его были очень серьезными.

— Теперь мы не одиноки?

— Мы будем стоять, — ответил Крылов. — В чем-то нам будет еще труднее… мы не только старый, но и молодой народ. У нас мало опыта.

— Но у вас больше молодой силы, — ответил Бен. — Веселой ярости!

— Мы больше будем делать ошибок!

— На молодых заживает быстрее, — сказал посол чуть грустно. — И не оставляет шрамов.

Крылов пристально смотрел ему в глаза. Он улыбнулся, протянул руку:

— Если вы примете нашу помощь…

Пальцы Крылова встретили его ладонь на полпути.

— Мы уже начали сотрудничать!.. Кстати, я сейчас же велю готовить договор к ратификации.

Посол встал, поклонился:

— Ваше время дорого, господин… вождь. Не смею больше отнимать у вас времени. Я счастлив от результатов нашей беседы. Добавлю только, что вы в наших книгах фигурируете еще и как народы Гога и Магога! Народы Израиля всегда со страхом ждали вашего возвращения… Так что наш договор об окончательном решении всех спорных вопросов принесет облегчение как народу Израиля, так и разочарование нашим противникам. В наших книгах не зря есть народ Израиля, а все остальные называются просто «народы». Это не от презрения, а от констатации факта, что все народы, не имеющие цели, пронизывающей весь народ, просто… народы. Они просто живут, как скот. А разница всего лишь в том, что коровы не умеют строить жилища и делать для себя порнофильмы! А в этом веке мы окончательно убедились, что в самом деле весь мир — один народ… за исключением, естественно, Израиля.

— Один, — подтвердил Крылов, — американский… или евроамериканский.

Они понимали друг друга.

— А теперь, — сказал посол медленно, — на этой планете возродился еще третий. Ужасный Гог и Магог, именуемый также народом Маджука. Для наших противников будет большим ударом, если нам удастся заключить прочный мир друг с другом.

— Не просто мир, — добавил Крылов злорадно. — Сотрудничество! От такого сотрудничества на той стороне пройдет ураган инфарктов…

Посол деликатно улыбнулся, но смолчал.

Остаток ночи Крылов не спал. Его боевой совет, который называли то Политбюро, то курултаем, осваивал кремлевские палаты, шумел, а группа под руководством Саблина снимала прежние телекамеры и ставила новые.

Утро вставало впервые за последние месяцы неожиданно холодное, хмурое. Дул северный ветер, небо заволокло тучами. В напряженном как натянутая струна воздухе чувствовалась близкая гроза.

Во всех помещениях кондишен, но Крылов велел распахнуть окна, проветрить помещения живым воздухом. Он же первым услышал, как издалека нарастает тяжелый гул. Воздух сгустился, пошел тяжелыми волнами. Земля начала подрагивать, застонала от тяжести. Из окон дворца было видно, как на Красную площадь медленно выползают чудовищно огромные машины. Вымощенная каменными плитами почва прогибается под их тяжестью, как вода прогибается под жуками-водомерками. Густой рев, что временами переходил порог слышимости, угнетал мозг, вбивал в землю по уши, старался поставить на колени перед стальной мощью механизмов.

Машины подкрадывались к храму Василия Блаженного неспешно и уверенно, как волки к загнанному оленю, который уже не пытается бежать. Когда приблизились вплотную, стало ясно, насколько они крохотные рядом с храмом. Увы, стая волков без труда разрывает на части самого могучего оленя…

Когда послышался первый тяжелый удар, Крылов вздрогнул и отвернулся.

— Не могу смотреть, — признался он. — Умом все понимаю… но я мальчишкой пробирался по тайным ходам внутри стен, это мой храм… моя крепость… в моем детстве. Я же не знал, в чью она честь, что это за знамя.