Юрий Никитин: Скифы

Раб Божий сказал громко:

— Христиане всегда строили церкви на месте разоренных языческих храмов. Тем самым утверждая свою веру, свою власть, свои идеалы. Так что предшественники у нас есть.

Гаврилов сказал тоскливо:

— Да это всем известно… Просто мы родились в эпоху, когда люди страшатся сделать хоть один решительный шаг, сказать определяющее слово. Но, была не была, я отдаю голос за то, чтобы храм Василия Блаженного снести! Черный Меч водрузим на его месте.

— Смотреться будет лучше, — определил Черный Принц кровожадно. — Красиво, возвышенно, устремлено к небу.

Все, не отрываясь, смотрели на Черный Меч. Луч солнца падал на самый кончик, там словно бы тоже вспыхнуло маленькое солнце, рассыпало оранжевые искры.

Klm кашлянул, сказал потрясенно, слегка охрипшим голосом:

— Все-таки на великое мы замахнулись… Дай бог… гм, дай нам Табитс, чтоб наше дело было в самом деле правым. Все-таки святотатство…

Черный Принц возразил сварливо:

— Какое святотатство? Святотатство — это когда против святынь собственного народа. А попирать чужие нужно и надо. То есть приятно и полезно. Тем самым, во-первых, утверждаешь свою веру. Во-вторых, показываешь, что не страшишься чужих богов. Ну а для интеллигенции, что еще осталась неверующей… а также для правозащитников надо напомнить, что этот храм первоначально был сооружен за победу над Казанью. Но, простите, во-первых, казанские татары нам не враги, а кто старое помянет, тому глаз вон… Этот же храм — постоянное напоминание. Но не это главное. Для ученых и прочих яйцеголовых напомни настойчиво, что Васька Блаженный — это был такой юродивый, их звали блаженными. Юрод — это урод по-старому. Дурачок, дебил, идиотик. Он ходил, ронял слюни, не умел даже шнурки завязывать, потому даже зимой топал босым, в конце концов где-то замерз… Покорный и богобоязненный… а также всегобоязненный русский народ считал его святым, а когда этот дебил помер, его похоронили в пристройке к храму… и весь храм назвали его именем! Символ России? Да на хрен нам такая Россия! Мы последних русских спасем от такого позора… Ну, от позора уже не спасти, что сделано — то сделано, но хоть с глаз долой это напоминание о великой дурости…

— Как?

— С глаз долой? Да взорвать к чертовой матери. Когда-то же дрызнули храм Христа Спасителя? Для его восстановления такую пропагандистскую кампанию закрутили, что даже у самых стойких колени дрожали. Но для меня все равно это оскорбление, чтобы кто-то непрошено назывался моим спасителем! Да еще с прописной буквы — Спасителем! И этот храм, храм Василия Блаженного, на главной площади страны — оскорбление еще большее. Главный храм России, который на всех проспектах, открытках, рекламных плакатах, — посвящен дебилу, назван имени дебила!

Раб Божий бледно улыбнулся:

— Вот откуда идет партия Алексея…

На шутку никто не отреагировал, из груди каждого дыхание вырывается такое, что поднеси бумагу — вспыхнет.

Крылов подвел итог:

— Эту дурость сносим. Место забетонируем, покроем плитами, поставим Меч. Прямо из гранита, острием к небу. Да и место для скифских праздников освободится!

Кое-как выбрав время, когда всех удалось вытолкать из кабинета, поспешно позвонил Яне. Дома ее не оказалось, перезвонил со стесненным сердцем в офис Алексея.

Как и ожидал, трубку взяла секретарша, красивым милым голоском поинтересовалась, кого и зачем, он буквально ощущал через пространство, как она призывно раздевается, щупает его, сама раздвигает ноги, Алексей умело подобрал девочек на телефоне, такие умелые немало стоят, он ответил, что хотел бы поговорить с Яной… да-да, по важному. И неотложному.

Яну искали долго, он уже начал тревожиться, в душе росло и крепло ощущение необратимой потери. Наконец в трубке прозвенел ее запыхавшийся голосок:

— Слушаю!

— Яна, — выкрикнул он торопливо, — Яна!.. Это я, Крылов. Яна, мы это сделали!.. Я это сделал, я баллотируюсь в президенты страны!.. Ты ведь этого хотела?

В мембране слышались голоса, музыка, выкрики, скрип, ее голос прорвался все еще запыхавшийся, возбужденный:

— Да-да, помню! Крылов… Костя, кажется?.. Константин, извини. Сейчас много работы. Я в предвыборном штабе Алексея. Сейчас начинается подсчет голосов, я не могу отвлекаться…

— Яна! — вскричал он. — Но ведь это я… я баллотируюсь!

Она торопливо согласилась:

— Да-да, я знаю! И ты — тоже. И еще девять человек, только их фамилии я не помню… Извини, Константин, я убегаю. Как-нибудь созвонимся!