Геннадий Прашкевич - Кот на дереве (сборник)

— Ты прошла дополнительную коррекцию? — Хриза Рууд о многом уже догадалась.

Зита отчаянно затрясла головой.

— Сядь… — мягко сказала Хриза. Она сказала это Зите, а не ее голографическому двойнику. — Сядь и успокойся, ладно? Я сейчас прилечу к тебе. — И попросила: — Только не уходи. — И подняла руку: — Папий Урс, поставь у входа утап. Зита… — Глаза Хризы были полны участия. — Я сейчас прилечу к тебе.

Зита кивнула.

Экран Инфора погас.

Двойник Зиты, только что кивавший Хризе Рууд, исчез, растворился в воздухе.

Тогда Зита заплакала.

Лабораторный Папий Урс неловко переминался рядом. Так же неловко, снова впав в отчаяние, переминался рядом с Зитой юный практикант Общей школы. Он сейчас закажет чай. Вы не хотите чаю? Может, сок? Может, вы хотите отдохнуть? Может, включить программу Юнис? Там лицедеи, странные вещи… Юный практикант был потрясен. Он никогда не видел живых женских слез и был готов для Зиты на что угодно.

Зита опустилась в кресло. Чай, Юнис… Зачем ей это?… Она не замечала ни Папия, ни юного практиканта. Она подняла руку перед Инфором:

— МЭМ, я хочу говорить с тобой.

Она не знала, почему на такое решилась. Ведь она не в башенке Разума. Но может, потому и подняла руку: в башенке Разума всегда темно, тихо. Зита слышала: кому-то уже случалось говорить напрямую с МЭМ. Конечно, МЭМ может не ответить, но почему не попытаться? Разве МЭМ может Отказать человеку, который оказался в беде?

Она не ошиблась. Видимо, ее случай был исключительным. МЭМ ей не отказал.

Экран Инфора осветился.

На нем не было диктора (или биоробота). Он просто осветился неровным светом, и странный низкий гул заполнил лабораторию.

Гул, тусклый свет, мутноватые пятна ряби… Наверное, это и был МЭМ.

Зита растерянно замерла. Она действительно что-то такое слышала о прямом общении с МЭМ, но счтала это легендой. Время МЭМ бесценно. О чем она скажет МЭМ?

Она негромко спросила:

— МЭМ?…

И услышала:

— Я здесь.

Зита растерянно оглянулась. Голос шел отовсюду, он был везде, он был в Зите, ровный и успокаивающий.

— МЭМ, у меня отняли ребенка, — выдохнула она с отчаянием, к совершеннейшему ужасу замершего в углу юного практиканта.

— Формулировка неверна. Общая школа создана и поддерживается институтом материнства.

Зита ждала чего-то подобного. Голос МЭМ был ровен, он успокаивал. МЭМ поймет ее! Да, она, Зита, и легкомысленна, и наивна, слишком легко вспыхивает, у нее мало житейского опыта, но ведь она мать! Мать! Что с того, что Общая школа создана и поддерживается институтом материнства?

Да, да, заторопилась она. У нее мало знаний, мало опыта, она слишком незаметна, но полна нежности. Конечно, матери не столь точны, не столь всепонимающи, как Общая школа, зато полны интуиции. И разве главный заказ всех эпох, и счастливых, и жестоких, не дети? Она же понимает: там, в прошлом, в далеком прошлом, в нищете, в косности, в бесправии. Общая школа была выходом из тупика, она действительно дарила людям освобождение, высвобождала их мозг для творчества, принося свободу. Но, МЭМ, это же пройденная ступень, разве в мире ничего не изменилось? Разве дети, воспитанные матерями индивидуально, самые худшие дети? Она не знает точной статистики, но дети, воспитанные матерями индивидуально, не раз отличались в творчестве, в любых живых делах, не раз входили в первый десяток индекса популярности. Да, они не любят уединения, испытывают самый живой интерес друг к другу, бывают бесцеремонны, грубы, в них нет настоящей гармонии, но разве в стремлении к уединенности, к отторжению друг от друга не таится самая грозная, самая, может, страшная опасность века? Разве можно решение этого узла оставлять лишь для артистов реала? Да, у нее знания не столь глубоки, но как живая мать она наделена интуицией. Она же видит: люди перестают любить друг друга. У них есть все, но они отдаляются друг от друга и рискуют отдалиться от главного — от детей, МЭМ!

Зита задохнулась.

Клочья ряби, тусклый свет, гул… Слышит ли ее МЭМ?

— Я сама хочу воспитать своего сына… — сказала Зита почти враждебно. — Я не хочу никаких тестирований… Что с того, что я не умнее других? Ум — это еще не сердце.

— Подними руку.

Зита вздрогнула.

Она не знала: зачем это МЭМ? Может, он считывает с браслета ее энергетический индекс? Зачем? МЭМ знает все. Он знает и ее индекс.

— Поговори с Хризой Рууд. Именно с ней вы найдете общую тему. — Голос МЭМ был ровен, он успокаивал. — Сердце тоже еще не все, но ты права: за отчуждением нет будущего. Ты сделала верный шаг, обратившись ко мне. Через день, может, месяц, а может, год тебе опять захочется говорить со мной. Уверен, на другом уровне. Я отвечу.