Анатолий Андреев - Искатели странного

Габровский тихо чертыхнулся — эти кретины из комиссии не сообразили провести простейший хронометраж. Их интересовало только то, что происходило с кораблем. А между тем — и Габровский теперь это ясно видел — Вера просто не могла успеть добраться от корабля до рощицы, где ее нашли. Спасатели прибыли раньше, чем она добежала бы туда, — это в том случае, если бы не было катастрофы, бежать пришлось бы по гаревой дорожке, да и вообще выбежала она за десять минут до приземления…

Алексей выключил экран и задумался. Отпуск летел ко всем чертям. Это было ясно как день. Только вчера утром он прилетел сюда, на Таврию, малообжитую планету земного типа. Устроил в номере уютный беспорядок, настрого запретил роботам заниматься уборкой в его отсутствие и приготовился отдыхать. На всю катушку.

А вечером на танцах в Зоне отдыха он вдруг увидел Веру. Она выделялась из веселой, беззаботной толпы. Чувствовалась в ней какая-то напряженность. Даже не внешне, нет. Непонятно, что именно, — может быть, что-то в выражении лица, в манере держаться? Это Алексей заметил еще до того, как узнал Веру. А узнав, он начал настраиваться на нее, посылая ей менто тревоги и неуверенности — то, что успел и сумел разглядеть в ней.

Он сразу увидел, что попал. Увидел, даже не получив ментоответа. Она забеспокоилась, стала оборачиваться и высматривать его в толпе, он спрятался за спины и осторожно вышел, продолжая принимать ее менто — вопроса и беспокойства, тревоги и тоски. Он уже понял, что не оставит ее одну, хотя и не представлял, что сможет для нее сделать. Одно было ясно — ей надо помочь.

Ему расхотелось развлекаться. Он вернулся в номер, вызвал Информарий и послал запрос на Землю, в Комитет по исследованию космического пространства…

Утро было в разгаре, солнечное и теплое. В кафе он пошел пешком и добрался до него часов в десять. В зале было пусто. Подбежал автомат, подал пластиковую карточку-меню. Половина блюд были незнакомыми. Он заказал наугад.

Вдруг ему стало не по себе. Повеяло неустроенностью и одиночеством. Вера. Она молча остановилась около столика. Габровский подвинул стул. Она села.

— Ты — Габровский. — Это прозвучало не вопросом, а утверждением. Габровский кивнул. Он не удивился. Его знали многие. Она к тому же летала с Крисом. А уж Крис-то его знал лучше многих.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она спокойно. Слишком спокойно. Алексей промолчал.

— Ведь это ты вчера был в Зоне отдыха? — На Габровского накатилась волна тревоги и неуверенности, неуверенности и тоски — она вернула ему его вчерашнее менто. Вернула в точности. Значит, помнила все время. Только теперь он впервые разжал губы.

— Ты мне нужна. — Он ответил ей грубовато-лаконично. Так надо было. Он сейчас окончательно убедился в этом. Именно грубовато и лаконично. И только по делу. Вера была вся как сжатая до отказа пружина. Чтобы она не сорвалась, нужно было дело, необходимо было окунуть ее в работу. И он готов был дать ей эту работу.

— Я всем нужна. — Вера пожала плечами. — В последнее время…

А про себя подумала: «Зато вы все мне не нужны. Жалельщики!»

Габровский смотрел на нее и сквозь нее. Ей стало зябко от этого взгляда. Неожиданно неприязненно она подумала, что этот-то жалеть не станет.

Вера не могла преодолеть неприязни к нему, как ко всему прошлому Криса. Его прошлому, которое никогда не станет и ее прошлым, потому что Крис никогда не будет принадлежать ей. Потому что это прошлое предъявляет свои права на Криса. И Крис весь в прошлом. У него нет будущего. И настоящего. Потому что нет Криса…

— Быстро все съедай и выходи к фонтану. Я тебя жду, — вернул ее к действительности голос Габровского. Он успел заказать для нее завтрак. В голосе его проскользнула интонация, заставившая ее не возмутиться бесцеремонностью, не заказать заново и совсем не то, что заказал для нее он, а молча придвинуть тарелку и приняться за еду. Габровский хотел что-то еще сказать, передумал и вышел из кафе.

До отеля, где жил Габровский, было минут сорок ходьбы, но глайдер он вызывать не стал. Пошли пешком, и она опять промолчала, хотя было жарко. Местные деревья тени почти не давали. Пешеходная дорожка была посыпана крупным песком. Он хрустел под ногами. Его хруст мешал сосредоточиться. Мысли вертелись по кругу, подчиняясь ритму шагов. Габровский за всю дорогу не проронил ни слова. Она тоже молчала. Так, молча, и поднялась к нему в номер, быстрым взглядом окинула его — не как в обычно обезличенных номерах отелей, здесь было видно, что живут, — и опустилась на диван.