Наталия Новаш: НЕПРОЧИТАННАЯ ТЕТРАДЬ (Записки психиатра)

Я всегда зачитывал своим ученикам этот отрывок: «Андрей Ефимыч оглянулся и увидел человека с блестящими звездами и орденами на груди, который улыбался и лукаво подмигивал глазом. И это показалось страшным».

Как ни убеждал себя чеховский герой, что нет в этом ничего особенного и что психически здоровые люди тоже носят ордена, отчаяние овладевало им, как овладевает всяким первокурсником, столкнувшимся впервые с трагедией больной психики — с загадкой шизофрении.

Все мы мечтали в юности о золотом памятнике, обещанном при жизни тому, кто раскроет эту загадку. Кто не слышал о том от учителя? Кто не искал? И не передал мечты ученикам? А памятника нет до сих пор… Впрочем, памятник могли бы поставить Шурику. Он был на полпути…

Вспоминая умные, внимательные глаза, так грустно улыбавшиеся из—под очков, я верю — он разгадал бы и эту тайну! Если бы не трагедия. Не поход, не открытие, послужившее причиной гибели, — открытие, еще не известно, нужное ли нам сейчас…

Я — человек консервативный, отчего постоянно ругал их за посторонние интересы. Смеялся, иронизировал. Впрочем, явление, интересовавшее всех нас троих, близко подходило к проблемам шизофрении.

Всякий, даже генетический — передающийся по наследству — психический недуг несет в себе обязательный социальный отпечаток. Отпечаток времени… То, что волнует общество, волнует и сегодняшнего больного. Он по—своему решает вопросы, которые предстоит решить нам. Меняется вся картина болезни. Мы не видим сегодня Наполеонов и Цезарей, о которых столько передумали когда—то с моим старым профессором.

Кого видят сегодня мои ученики? Тех, кто хотят считать себя ясновидцами, пришельцами, телепатами… Кого запомнили они навсегда, придя в тот первый день в мое отделение?

Пожилая женщина, мать троих детей. Болезнь поразила ее в преклонном возрасте, меньше затронув личность. И все же — сложный систематизированный бред: на соседней звезде живет родная сестра. Женщина пытается убедить всех, что ведет с сестрой мысленные переговоры. И тут — же, замирает, устремив взгляд в потолок и отвечая несуществующим голосам.

Космос, ясновидение, биополе… То, что интересует нас, болезненно обостряется в разуме, лишенном критики. Больной смотрит в мир, и в его сознании, словно в кривом зеркале, искаженно отражается современная действительность: все, что сегодня волнует умы.

И сегодняшние больные, поверившие в новое «наполеонство» — в собственные несуществующие способности — в своем воображении подчиняют то, что еще долго предстоит открывать науке.

В этом — черты и приметы времени. И все это не должно отпугивать от решения тех проблем, что назрели и назревают. Только каждому нужно заниматься — своим. Во всем важен профессионализм. Астрофизики пусть занимаются космосом. Психологи — загадками нашей души. А нам, практикам, предстоит одно: избавлять человека от страданий. Во все времена это — самое обыденное и самое непростое дело…

Может быть, я не прав, уповая на профессионализм. Но это потому, что я не люблю гипотез. В медицине во все времена их было слишком много. Всегда следует вовремя выбрать одну—единственную гипотезу, чтобы хоть одну ее в течение всей последующей жизни превратить в теорию.

Шурик и Ольшевский выбрали сразу. Как это было давно!.. Я не люблю метро. И всякий раз, когда троллейбус поворачивает от Оперного к старому зданию нашей клиники, я вспоминаю…

Бывший психиатрический корпус заново перестроен, отделан. Давно уже нет решеток на окнах, нет наших больных. Там сейчас терапия. Только больничный сад мало изменился. Старые деревья медленнее растут? медленнее меняются на глазах. Они все те же. Они все помнят… И ту теплую раннюю осень, сентябрьский вечер, когда золотые клены тихо роняли листву на дорожки сада, а мы, впервые возвращаясь с кружка, спорили о «золотом памятнике». Кому все—таки его поставят? Микробиологу, которому удастся выделить особый вирус? Биохимику, который откроет эндотоксин, образующийся, возможно, при неправильном обмене веществ? Или все же тому, кто неоспоримо докажет: это ген, сложно передающийся по наследству, определяет причину болезни?

Они спорили, их глаза горели… А я, помнится, пытался их убедить, что тут не только болезнь. Не в одном только вирусе, токсине или гене заключается беда.

Шизофрения — это конструкция. Неправильная, патологическая конституция. Все здание построено вкривь и вкось! Весь склад другой — и логика, и мышление, и внутренний мир! Все — болезненное, не как у нас. Если хотите, это ребус! И, может быть, шанс, который предоставляет природа… Шанс разгадать иной, непонятный нам разум до той встречи, которую в будущем нам прочит фантастика! До встречи с инопланетным неземным разумом.