Михаил Грешнов: Лицо фараона (с иллюстрациями)

Как бывает в электрических фонарях, батарейка от резкого движения шевельнулась в футляре, и свет прибавился. Луч ударяет в лицо статуи. Угли, которые тлели во тьме, оказались не углями, а глазами, отшлифованными рубинами. Они смотрят сверху красным огнем. Ромен видит наконец лицо фараона. Костлявое, вытянутое вниз, жесткое и жестокое, оно стынет в зловещей ухмылке, кровавый взгляд жжет человека, испепеляет душу, Ромена от макушки до пят пронизывает дрожью, волосы шевелятся на голове.

— Ты?.. — вырывается у него хрипло — от ужаса, произвольно, как если бы он вскинул в защите руку.

И тут, словно отвечая ему, статуя открывает рот; нижняя челюсть ее опускается, обнажая ряд белых зубов. Одновременно откуда-то сверху и издали слышится скрежет.

Ромен отступает назад, и это спасает его. Там, где он только что стоял, в полу открывается щель, сверху, бесшумно рубанув воздух, скользит плита и становится на место той, которая ушла в глубину, А скрежет усиливается, нарастает, фараон продолжает улыбаться зубастым ртом. Ромен не может оторвать взгляда от его длинного худого, как у Фариза, лица, холодный пот обливает исследователя. «Так вот какой… вот ты какой… — повторяет Ромен, пятясь в тоннель. — Ты — Фариз, ха-ха-ха! Ты мой помощник Фариз! — кричит он. — Ты и здесь со мной! Мой верный Фариз, мой египтянин!..» Багровая пелена застилает глаза Ромену, острая боль пронзает мозг. Это на миг приводит его в себя. Он стоит с поднятой вверх рукой, освещая фонарем лицо фараона. Оно все так же, с открытым ртом, смотрит на него рубиновыми глазами.

А грохот растет, накатывается как буря. Он идет из глубины зала, от статуи, пол и стены дрожат. Кажется дрожат ноги статуи, сейчас они двинутся на Ромена, растопчут!.. Ромен отворачивается от статуи и бежит.

Чем быстрей он бежит, тем сильнее его охватывает страх, яростнее настигает грохот из усыпальницы фараона. Бой барабанов, свист бичей, вопли рабов, избиваемых на постройке, голос Амона и боевой клич Хеопса перед сражением — все смешивается в этом грохоте, преследующем Ромена, Тщетно он пытается успокоить себя: это сработала подвижная система усыпальницы фараона. Может быть, она сработала на его голос, или на луч фонаря, как сработала бы на факел грабителей, страх заглушает мысль, человек уже не может остановиться. Пол ходуном ходит у него под ногами, Ромен перескакивает через трещины, с разбега ударяется в тупики, бросается в возникающие справа и слева проходы. Иногда скалы отбрасывают его назад, как крокетный шар. Ромен мечется в незнакомых переходах, опять вырывается к статуе, шарахается назад, уже не рассуждая, не чувствуя, как паника овладевает им всем. Где-то, споткнувшись, роняет фонарь — гаснет свет. Ромен кричит, теряя остатки разума и, вытянув руки, кидается в темноту, цепляясь плечами и головой за шероховатости камня. Несколько раз его швыряет из стороны в сторону, ударяет о стены, и наконец тьма смыкается над ним навсегда.

Когда ночью спасательная группа спустилась в галерею, Фариз знал, где искать господина, — штольня была совсем другой. Там, где прежде белела дверь с именем фараона, теперь было продолжение галереи. Фариз остановился здесь на минуту, стараясь понять, в чем дело, и снова повел отряд в глубь прохода. Здесь, ярдах в тридцати от прежней двери, они наткнулись на другую стену, без двери и без надписи. На полу лежал господин — Жан Ромен. Он уже успел застыть — с нелепо подвернутой рукой и лицом, уткнувшимся в пыль. Люди заметили, что это была не простая пыль; ноги по щиколотку тонули в ней. Холод и страх коснулись сердца каждого из спасателей: по этой пыли никто из людей не ходил пятьдесят веков.