Михаил Грешнов - Обратная связь (с иллюстрациями)

— Только воздушные… — вторит ей Виктор.

Они знают друг друга давно — по институту, по семинарским спорам. Еще там Виктор отличил крутолобую упрямую Галку, как называли своего комсорга ребята. Однако дальше молчаливого восхищения энергичной девчонкой дело у Виктора не пошло. Она тоже заметила серьезного чернобрового парня, но когда он попробовал однажды заговорить с ней о чувствах, Галина быстро переменила тему.

А на работу они поехали вместе. И в Москву их послали вместе. И теперь, когда, склонившись над картой, они чувствуют локоть друг друга, — это еще больше сближает их.

— Мой отец был космонавтом, — рассказывает Виктор, накладывая очередную линию волновода. — Он был влюблен в корабли и в звездное небо. Я видел его два раза: в семь и в двенадцать лет. «Полетишь со мной?..» — спрашивал он. А в семье у нас, по уверению матери, не было счастья. Мать была агрономом, растила сады и хлеба. Мне она говорила: «Не лезь в космонавты…» Отец погиб в Четвертой экспедиции к Марсу. Мать любила его, и понять ее можно. Но счастье — в чем оно? У меня сохранился юношеский дневник отца. Он писал: счастье — в дерзании. И еще: счастье — в любви… Но ведь он отправился в космос, оставил любовь на земле и никогда не вернется. Что же значимей — любовь или дерзание?..

Вопрос Виктор ставит Галине. Девушка молчит. Но не потому что занята, — Виктор сказал не все.

— Или, может быть, есть вещи несовместимые, — продолжает он спрашивать, — любовь и космос?.. И сейчас уходят корабли к Марсу, к Юпитеру. Потерялся лайнер «Россия-7». Четырнадцать человек экипажа… У каждого осталась любовь, семья… Или это так нужно — так было и будет?

— Наверно, будет, — говорит девушка.

— Я послушался матери, — продолжает рассказывать Виктор. — Остаюсь на Земле. Ну, а если пробудится зов отца? Вдруг потянет к другим мирам?

Галина молчит. Она думает о людях, о судьбах и о своей судьбе. Без слов она соглашается с Виктором, и тот понимает, что больше ни о чем говорить не надо.

Президиум Всесоюзной Академии наук, рассмотрев доклад Петра Николаевича Стрелкова о постройке на Аральском море фабрики туч, сказал свое решительное «Добро!»

В тот же день на Волчьем в радиорубке был принят вызов: Москва просила заместителя для переговоров с Буяновым и Волгиной. Как ни ждал Дорошенко этого часа, к экрану он подходил не без внутренней робости: что, если все пропало, разрушилось?… Какими глазами он будет смотреть на Виктора и Галину?

Дорошенко нажал кнопку, давая сигнал, что адресат у видеофона. Тотчас вспыхнул экрал. С экрана глядели Галина и Виктор. Глядели и улыбались. Целую минуту глядели и улыбались. И пока эта минута — шестьдесят секунд — шла, Дорошенко пережил всю гамму чувствот отчаяния, когда нажал кнопку, до бурной радости, охватившей его при виде улыбки Виктора и Галины. Конечно же, все в порядке! Но и на этом не кончились переживания двадцативосьмилетнего заместителя начальника исследовательского центра. Он вдруг поймал себя на том, что вздыхает от зависти: очень уж эти двое на экране были счастливые…

Временный штаб Аралстроя разместился на берегу, в небольшом доме отдыха, любезно предоставленном рыбаками. Белые марши лестниц, вазоны, в них — словно брошенные — пригоршни ярких цветов. А внизу — море, осеннее, прохладное, синее и зеленоватое, будто наполненное небом и льдом одновременно.

Терраса на втором этаже превращена в конструкторское бюро: чертежные доски, в углу — счетная машина. Не так уж просторно, зато все вместе — драгоценное чувство локтя. К тому же найдется минута поговорить.

— Как это здорово! — всплескивает руками москвичка Сима. — Каждому городу — свой климат!

— Ну уж и климат!.. — не разделяет кто-то ее восторга.

— Конечно, климат! — настаивает она. — Захотел — и пошел дождь!

— А если дождь надоест!

— Бери тучу в электронный футляр, по методу Пенкина, и вытряхивай над горами, будет солнце!

— Фантазия же у тебя, Сима!..

— Ничуть не фантазия! Создадим озера, каскады…

— Гидростанции…

— Не понимаю иронии!.. — вспыхивает Сима. — Почему не создать?

— А меня заботит судьба Аральского моря, — слышится с другого конца террасы. — Вихри поднимут с его поверхности тысячи тонн воды…

— Так это же летом, когда тают льды и обе Дарьи полны водой!

— А сумеют восполнить?

— Можно ускорить. таянье ледников — посыпать угольной пылью, шлаком. Алеша, правильно?

Алеша отрывается от электронной машины. Третий месяц он здесь и теперь считается старожилом — по сравнению с теми, кто приехал недавно, с Симой например. Машина в полном его владении, сейчас он рассчитывает мощность энергоустановки, и вступать в разговор ему некогда. Приезжала Ирина, показывала медаль. Алеша по-мальчишески гордился: не каждый имеет подругу-рекордсменку, — но возвращаться в Москву до завершения работ отказался.