Юрий Иванович - И во вчера не возвратиться!

Во, уже лучше! А теперь: бегом под душ!

В первую очередь почистил зубы. Щетина отрасти не успела, да и плевать на то, что есть она или нет. Кабинка душа напоминала небольшую комнатку. Даже скамейка была для удобства. А напор – чистый массаж! Когда горячие иглы впились в моё тело, то я чуть не закричал от удовольствия и уколов одновременно. Рыча от восторга, я подставлял под упругие струи разные части тела, постепенно укрываясь паром с головы до ног. Шум от мытья создавался порядочный.

Поэтому я даже вначале не поверил своему слуху. Но дверь кабинки явно отъехала в сторону. И я замер, прислушиваясь. В тот же момент моих лопаток коснулись чьи-то руки. А ещё через секунду женский голосок проворковал:

– Могу потереть спинку усталому путнику…. – и я закаменел от узнавания: «Палома!!!». Её ручка, тем временем прошлась по позвоночнику вниз, а вторая коснулась моего живота. Я вздрогнул. Несмотря на окаменевшее состояние. Вернее содрогнулся. Как скала от землетрясения. И очень медленно стал поворачивать голову на непослушной шее. Ладонь с живота переместилась ниже и встретилась с другой окаменелостью. Которой ещё три секунды назад там не было. Другая ладошка поспешила на встречу с первой, а спиной я почувствовал, чуть ли не царапающий укол возбуждённых и торчащих сосков. Моя голова наконец-то совершила нужный поворот, и мои глаза встретились с глазами Паломы. В них горел вулкан! Мои губы сами притянулись к её зовущим губам. И в мой рот вонзился раскалённый солнечный протуберанец.

Сколько времени прошло в страстных и безумных ласках? Не помню…. Не знаю….. Да и не хочу знать! Всё совершалось без слов! Прекрасно и неповторимо! Словно в последний раз в жизни. Да! После такого можно умирать! Смело! Ну, по крайней мере, не жалко будет прожитой жизни. Не бесцельно значит, она прошла!

Следующие слова были произнесены при выходе из душевой:

– Ложись! Я скоро буду! – Палома пылко подставила губы. Тут же оторвалась и вытолкала меня в коридор.

Я плохо соображал. Меня мотало необычайной лёгкостью и опустошением. В голове было просторно и светло. Мыслей – никаких! Только на всём теле воспоминания от её прикосновений. Да колючих струй воды.

Ноги подгибались. Руки дрожали. Но я нашёл силы, что бы войти в свою комнату. Войти и замереть. Вернее: вторично окаменеть. И ниже живота тоже. Ибо в моей кровати лежала Кармен. Обнажённая. Неземная. Божественная. И на губах её играла манящая, поощрительная улыбка.

Никогда не мог подумать, что после любви в душевой, моё тело будет на что-то способно ещё. Оно меня удивило! Словно и не моё! Словно я месяц, а то и больше не был с женщиной. И с какой женщиной!!!

Что мы только не вытворяли! Слова бессильны отразить накал чувств, пыла, и наслаждения. Мне припомнилось, как внизу Кармен упоминала о наличии у неё тормозов по поводу алкоголя. Так вот! В сексе у неё тормозов не было! Как в трековом велосипеде! Только вперёд! Только быстрей! А если останавливаться, то только по длительной инерции.

Входя в свою комнату, я думал о недаром прожитой жизни. После слияния с Кармен, я изменил своё мнение. Вот теперь да! Теперь можно сказать, что познал в жизни всё! Самое лучшее и великое! Самое сладостное и волнующее! Самое прекрасное и неповторимое!

И так я ошибался до той минуты, когда в мою комнату вошла Палома. Она восторженно расширила свои прекрасные глаза и воскликнула:

– Как у вас здесь тепло! – и в следующий миг уже три тела сплелось на доставшейся мне кровати.

Умирают ли мужчины от ласки? Уверен, что да! Теперь, уверен. А мог ли умереть я? Вполне! Мне кажется, я даже уже был на пороге другой вечности. И такая мне открылась благодать! И такие немыслимые вершины счастья мне довелось увидеть и почувствовать! Оставалось сделать только маленький шажок. И всё!

Почему я его не сделал! Скореё всего, мне не дали. Не дали это сделать Кармен и Палома. Видимо поняли по моим остекленевшим зрачкам, и холодеющим, непослушным конечностям, что я ухожу от них. Ухожу со счастливой улыбкой человека, познавшего счастье.

И они меня остановили. Вернее просто замерли. Замерли, прижавшись ко мне и согревая мою застывающую кровь своим спокойным и ровным дыханием. Замерли, своим спящим видом призывая на свою защиту. Взывая о вечности бытия и постоянстве ощущений. Моля о прощении за познание такого же счастья и удовольствия.

И я не сделал последний шажок. Оглянулся на них умиротворённый. Засмотрелся. И заснул. Почти мёртвым сном.