Филип Фармер - Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]

Шикут, мать Гилака, очарованная бородой пленника, тоже сперва отказала. Но Рас сумел объяснить ей, как он обычно выглядит, какие неудобства причиняет растительность на лице и, самое главное, что родители заповедали ему бриться каждое утро в знак богобоязненности. И на следующее же утро пришел с кислой физиономией Гилак, швырнул через прутья сумку и приказал забирать у заключенного бритву после каждого бритья. Остальное разрешил оставлять в клетке.

Он удалился, даже не ответив Расу на вопрос, что заставило его передумать. Часом позже появилась Шикут и все объяснила. Она обратилась к сыну с просьбой вернуть пленнику принадлежности. Когда мягкие доводы оказались бесполезны, безжалостным язычком стала поднимать короля на смех. Гилак всегда чувствовал себя неуютно, мрачнел, становясь мишенью ее острот. И в конце концов сдался.

Рас, поблагодарив ее от всего сердца, продолжил беседу. И с удовольствием разговаривал с ней всегда, в каком бы настроении она его ни заставала. Большую часть сведений об устройстве дворца и о топографии страны шарикту он получил от королевы. Тем более что Гилак запретил кому бы то ни было разговаривать с Расом, кроме как по делу.

Невзирая на запрет, Расу удалось разговорить ночных сторожей.

Он пытался обратиться и к Биджагу, но тот не отвечал ни Расу, ни кому-либо другому. Вонсу сидел на корточках в углу клетки и менял позу крайне редко.

Однажды над замком пролетела Птица Бога. Рас не мог увидеть ее — мешали и дворцовые стены, и крыша клетки. Но лишь глазам, не ушам. Шарикту с воплями ужаса попрятались по комнатам. Снаружи остались всего двое: дневной страж, которому за отлучку с поста независимо от причины грозила казнь, и король, защитник своего народа. Размахивая перед аркой входа божественным мечом, Гилак во всю силу своей луженой глотки бросал Птице вызов — демонстрировал готовность отдать жизнь за народ. Вскоре, ко всеобщему облегчению, Птица, не принимая королевский вызов, удалилась вниз по реке. Но через полчаса вернулась, и вся сцена повторилась в точности.

Позже Гилак спросил Раса:

— Думаешь, она искала тебя?

— Откуда мне знать? — сказал Рас. — Общаться с ней мне еще не доводилось.

Рас знал, что Гилак встревожен, да и немудрено — судьба вонсу была еще свежа в памяти.

Два дня спустя король объявил, что возглавит экспедицию вверх по реке с целью изучения окрестностей деревни вонсу. А также надеется поймать или убить Джанхоя. Рассказы Раса о льве заинтриговали Гилака.

Рас смолчал. Гилак добавил:

— Я оставил сторожам подробные инструкции, так что не надейся сбежать.

Рас невинно улыбнулся.

Однако вскоре убедился в неосуществимости планов побега. Слишком много людей окружало его днем, а ночная стража была увеличена до трех воинов. Рас снова перенес свое внимание на Биджагу, надеясь того растормошить. Вонсу сидел неподвижно, точно гигантская эбеновая статуэтка лягушки, изготовившейся к прыжку. Сходство с лягушкой усиливали сгорбленные плечи, отвисшая челюсть и немигающие глаза. Мухи ползали по его лицу, залетали в нос и рот и даже лезли в глаза. Шевелился он крайне редко — лишь попить-поесть да воспользоваться посудиной. На ночь засыпал сидя. Через четыре дня после отбытия короля в поход Рас заметил, что Биджагу почти совсем ничего не ест. На пятый день он опорожнился, не поднимаясь, под себя. И это уже не было ленью или безразличием — Биджагу просто не заметил, что приключилось.

Тогда Рас и понял, что вонсу приговорил себя сам. Его народ погиб, и его попытка основать новое племя с помощью рабыни шарикту провалилась. Он сдался. Сейчас жизнь истекала из него словно ручеек, который, удаляясь от родника, испаряется на раскаленных солнцем камнях. Биджагу впал в состояние, какое испытывал бы любой шарикту, будучи заколдован или изгнан из племени. Оцепенев под гнетом таинственных черных сил, они позволяли душе незаметно расстаться с телом.

Когда Рас понял это, он пришел в неистовство. Он выкрикивал проклятия, оскорбления, угрозы. Рас брызгал слюной, сравнивал Биджагу с шакалом, гиеной, слизняком, клопом вонючим. Рас бушевал долго, но безуспешно — вонсу, казалось, ничего не слышал.

— Твой народ погиб, да! — кричал Рас, — Но мои родные тоже все умерли! Юсуфу и Мирьям, единственные в целом свете, кого я любил — да еще и Вилида! Она тоже умерла! И это на твоей совести! Ты, червяк, обитающий в жопе у дохлой гиены, почему ты позволил сжечь ее? Как ты мог?! Почему ты, кастрат бесхребетный, не заступился, не сразился за нее? Почему ты убил моих родителей? Они-то уж точно тебе ничего не сделали! Ты не смел убивать их, грязный шакал!