Но он не доигрался. Об этом сразу сказал взгляд на его лицо.
— Что случилось, Продд? — с тревогой спросила она.
— Дай одеяло.
— Какого…
— Быстрей. Парень тяжело ранен. Подобрал его в лесу. Как будто медведь его задрал. Всю одежду разорвал.
Она бегом принесла одеяло, он выхватил его и вышел. И через мгновение вернулся, неся человека.
— Сюда, — сказала миссис Продд. Она распахнула дверь в комнату Джека. А когда Продд заколебался, держа на руках длинное обвисшее тело, она сказала:
— Входи, входи, не обращая внимания на грязь. Отмоется.
— Принеси тряпку и горячей воды, — с усилием сказал он. Она подошла и осторожно приподняла одеяло.
— О, Боже!
Он остановил ее у двери.
— Он не протянет ночь. Может, не стоит мучить его этим. — И он указал на кастрюлю с горячей водой, которую она принесла.
— Мы должны попробовать. — Она вошла. Остановилась. Он взял у нее кастрюлю, а она стояла, побледнев, закрыв глаза.
— Ма…
— Пошли, — негромко ответила она. Подошла к кровати и начала обмывать истерзанное тело.
Он протянул ночь. Протянул и неделю, и только тогда у Проддов появилась надежда. Лежал неподвижно в комнате, которая называлась комнатой Джека, ничем не интересовался, ни на что не реагировал, кроме света, который появлялся в окне и исчезал. Лежа, он смотрел в окно; может, видел что-то, а может, ничего не видел. Да и мало что можно было увидеть снаружи. Далекая гора, бедная земля Продда; изредка сам Продд, кукла на удалении, царапающий упрямую почву сломанной бороной, выдергивающий сорняки. Внутренняя суть лежащего оставалась замкнутой и молчаливой. Внешняя оболочка словно сморщилась и тоже стала недоступной. Когда миссис Продд приносила еду — яйца и теплое парное молоко, домашние копчения и лепешки, — он ел, если она его заставляла, и не обращал внимания ни на нее, ни на пищу, если не заставляла.
Вечерами Продд спрашивал:
— Он ничего еще не сказал?
Жена качала головой. Через неделю Продду пришла в голову мысль. Через две недели он ее высказал.
— Как ты думаешь, ма, он не свихнулся? Она рассердилась.
— Что значит свихнулся? Продд сделал жест.
— Ну, знаешь. Слабоумный. Может, поэтому и не говорит.
— Нет, — уверенно ответила его жена. Она подняла голову и увидела вопросительное выражение Продда. Сказала:
— Ты смотрел ему в глаза? Он не идиот.
Да, он заметил этот взгляд. И встревожился. Но больше ничего не мог сказать.
— Ну, я хотел бы, чтобы он хоть что-нибудь сказал. Она взяла в руки чашку с кофе.
— Помнишь Грейс?
— Да, ты мне рассказывала. Твоя двоюродная сестра, которая потеряла малышей.
— Да. Ну, так вот, после пожара Грейс была почти такая же, весь день лежала молча. Можно было с ней говорить, а она как будто не слышала. Показываешь ей что-то, а она словно слепая. Приходилось кормить ее с ложечки, вытирать лицо.
— Может, здесь то же самое, — признал Продд. — Этот парень столкнулся с чем-то, что лучше позабыть… Но ведь Грейс потом стало лучше?
— Ну, прежней она никогда не стала, — ответила его жена. — Но все же ей стало лучше. Я думаю, иногда мир становится невыносим, и тело отворачивается от него, чтобы передохнуть.
Проходили недели, и разорванная плоть заживала, широкое худое тело поглощало питание, как кактус влагу. Никогда в жизни не было у него столько еды и отдыха…
Женщина сидела с ним и разговаривала. Пела песни — «Теки спокойно, сладкий Афтон» и «Мой дом в горах». Маленькая смуглая женщина с бесцветными волосами и светлыми глазами, и в ней ощущался голод, очень похожий на тот, что испытывал он сам. Она рассказывала этому молчаливому неподвижному лицу и о своих родителях, и о школе, и о том, как Продд приехал ухаживать за ней в машине своего босса. Он тогда даже править еще не научился. Рассказывала о мелочах в прошлом, которые для нее не были мелочами; о платье, которое надевала на конфирмацию, с бантом и маленькими оборками тут и там, и о том, как однажды муж Грейс пришел домой пьяным, в изорванных праздничных брюках, неся под мышкой живую свинью, которая визжала изо всех сил. Читала молитвенник и рассказывала эпизоды библии. Говорила обо всем, что у нее на уме, но только не о Джеке.
Он никогда не улыбался и не отвечал, и единственной его реакцией был взгляд. Когда она была в комнате, он не отрывал взгляда от ее лица, а когда ее не было, терпеливо смотрел на дверь. Она не знала, какое это гигантское отличие от его обычного поведения. Но в этом измученном теле постепенно залечивалась не только плоть.
Читать дальше