Пол Макоули - Корабль Древних

— Я бы сказала, что второе проще, чем первое. Единственный способ приручить человека — это сломить его дух и превратить в раба.

— Тем не менее ты идешь за ним. И капитан Лорквиталь тоже, иначе почему бы она повела корабль к этому берегу и ждала два дня? Ему даже просить не пришлось, она увидела, что ему нужно, и осталась. А ведь могла бы на всех парусах умчаться с этого проклятого места.

— Я — его раба, — ответила Тамора, — а про тебя и остальных — не знаю.

— Не обязательно быть рабом, чтобы за кем-то следовать. Можно идти по собственной воле и все же посвятить свою жизнь другому. Любящие постоянно так делают, но я, конечно, не знаю, можно ли назвать любовью то, что происходит в твоем племени на почве секса. Мой народ привык служить другим, потому я и замечаю, чем дышит любой человек на борту, а ты это отрицаешь.

— Ничего я не отрицаю. Это трусость. Кроме того, если Йама владеет чарами, значит, Элифас им не поддается.

— У меня тоже есть подозрения насчет старого хмыря. Мой господин предпочитает доверяться его рассказам о затерянном городе дальше устья реки, но это не значит, что я тоже должен верить. Он что-то уж очень дружен с капитаном, и вообще у него слишком хитрый и таинственный взгляд. Думаю, у него свои расчеты.

— Я не спускаю с него глаз, — заявила Тамора. — Я послежу за всеми. А ты занимайся стиркой и зашивай рубашки.

— Тебе не приходило в голову, что наш хозяин сам в состоянии себя уберечь? Конечно, его похитили, но он сумел спастись, а раньше ему помогли рыбари.

Тамора пожала плечами:

— Почему бы им нам не помочь? Ведь у нас общий враг. К тому же они ведь аборигены. На них подействовать не сложнее, чем на попугая или на ручную обезьяну. Неужели люди в твоей расе такие суеверные, что видят вмешательство невидимой руки во всем, что происходит? Сержант Роден не пошел за Йамой, никто из прислуги эдила тоже не пошел. Если согласиться с тобой, то все должны быть околдованы, ведь он прожил с ними всю жизнь. А раз не околдованы, значит, нет тут никакого чародейства. В нашем мире нет магии, только древние технологии, про которые все забыли. Пандарас ответил:

— На корабле едва ли хватит места солдатам эдила. Может, они последуют за нами на другом, а может, господин сам не хочет, чтобы они его сопровождали. Я бы на его месте…

— Ты имеешь нахальство думать, что понимаешь его? Ха! Ты слишком высоко себя ставишь.

Пандарас просительным жестом дотронулся пальцем до своих губ.

— Я не хочу с тобой ссориться, Тамора, и не хочу соперничать из-за привязанности нашего господина. Просто я счастлив, что могу служить ему изо всех сил. Я буду рад, если обо мне вспомнят в паре песен, и все. И даже это — больше, чем заслуживает простой трактирный слуга. Я оставил прежнюю жизнь и свою семью. И думаю, что мой господин… Наш господин поступил так же. Тамора снова сплюнула за борт.

— Ты — слуга по рождению, а я посвятила ему свою жизнь. Тут есть разница. Ты занимаешься его бельем, а я охраняю его жизнь ценой своей собственной.

Она проговорила это с такой яростью, что Пандарас не мог не почувствовать всей глубины той любви, которую она никак не хотела признать. Он сменил тему:

— Как ты думаешь, он расскажет о пропавших людях?

— Я без труда прошла по их следу. В конце я нашла остатки большого костра и никаких следов этих людей. Ни единой капельки крови. Как будто они сквозь землю провалились.

— Может, и провалились, — задумчиво сказал Пандарас.

— Скорее всего они испугались и убежали. Этот народ — хвастуны и забияки, но твердости в них нет. По дороге в лагерь Йама сказал мне не больше трех-четырех слов, а сама я не спрашивала. Да и какое мое дело?

— Я слышал, они хотели его убить, чтобы отомстить за свой сожженный город. Ты же не можешь отрицать, что они отравили пиво, чтобы нас усыпить. У меня весь день потом голова просто раскалывалась. Они его утащили, он убежал, а они исчезли. Тут какая-то тайна. Может, это твоя львица их съела.

— Судя по тому, как она бежала, этого не скажешь. Скажи спасибо, что для тебя все обошлось головной болью.

Тамора отвернулась от парапета и посмотрела на маленькую палубу полубака, где скрестив ноги сидел Йама. Он давно прекратил рассматривать растрепанную пачку бумаг своего отца и теперь читал свою книгу, бессознательно крутя на запястье амулет, который подарил ему Онкус.

— По крайней мере он находит утешение в Пуранах, — вздохнув, сказала Тамора.

Книга переменилась. Йама вспомнил, что сказала женщина до того, как он ее уничтожил, и сейчас он понял, что она наделала. Рамки картин были на месте, но сцены на них больше не были геральдическими изображениями древнейших времен до сотворения мира. Вместо этого каждая картинка, сияя свеженанесенной краской, представляла единственную сцену, наполненную таинственным символическим смыслом. Чередуясь, они рассказывали о том, что случилось с оригиналом женщины из оракула после того, как ее корабль опустился на землю Слияния.