М Емцев - Ярмарка теней

- Прости, я перебиваю. Что представлял собой Кузовкин как ученый?

Филипп задумался.

- Как тебе сказать... Бесспорно, человек талантливый. Академик как-никак! С оригинальным мышлением... Его научное кредо сводилось к прославлению эклектического метода в науке. Он считал, что время чистых наук кончилось, и даже... время наук, возникающих на стыке, всех этих биофизик, химических физик, биохимий и так далее, тоже кончилось. Он говорил, что природа эклектична по своей сути и подход к ее изучению должен быть эклектичным. Отсюда появление таких его работ, как "Симфонический принцип митоза" [митоз - клеточное деление], "Психология макромолекул живой ткани", "Революционное и эволюционное учение о генах"... Ну, да ты знаешь. Эти работы здорово нашумели. Сначала как анекдот, потом их стали цитировать.

- Особой популярностью они, кажется, не пользовались, - вставил Второв. - Над ними посмеивались...

- По-разному бывало, - уклончиво сказал Филипп. - У Кузовкина было немало сторонников и даже последователей. Но... самое главное, что покойный академик не оставил цельного учения. Его блистательные идеи изложены в статьях, выступлениях, докладах. Но ни одного фундаментального труда. Поэтому учение Кузовкина часто воспринимается в юмористической форме. Особенно, говорят, академик чудил последнее время. Сам я в институте бывал редко, я уже говорил тебе, но мне рассказывали про старика потрясающие вещи. Однажды на защите какой-то диссертации он занялся проверкой цифрового материала, прологарифмировал около сотни пятизначных цифр и нашел ошибку. Причем логарифмы он брал по памяти и ни разу не ошибся. Представляешь?

- Чудовищно! Просто не верится. Феномен. - Второв опять вспомнил вдруг "Арлтон" и свое знакомство с Артуром. Тот тоже обладал великолепной, до патологии, памятью! Чертовщина какая-то! Получалось, что все в мире не просто взаимосвязано и взаимообусловлено.

Получалось, что мир похож на паутину, в которой бьется он, Второв. Вот как получалось. Потому и тут не стал он додумывать до конца, доискиваться до причинно-следственных звеньев, которые, возможно, тянутся туда, назад, в трюмы белого парохода. Просто выкинул все из головы. Когда приходит беда, тут уж не до умствований.

- Вот так. Потом оказалось, он помнит всю таблицу натуральных логарифмов. "Почитал ее как-то на ночь, - сказал он, - и запомнил, и теперь из головы нейдет, все помню". - Филипп включил вентилятор, чтобы разогнать табачный дым.

- Это уже не первая легенда о Кузовкине, которую я слышу, - сказал Второв, - но до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что подобное возможно. Тем более, что раньше за ним, кажется, ничего такого не замечали. Какой-то предсмертный взрыв гениальности. То, что ты рассказал, напоминает мне о людях, способных автоматически перемножать и делить огромные многозначные числа. В прошлом были, да и сейчас, говорят, есть такие мастаки. Но, как правило, они проявляли свои диковинные способности с малых лет. А у Кузовкина все наоборот - под старость... Впрочем, я знаю один случай... - Опять перед его глазами встал Артур. Еще бы! Эта история с таблицей логарифмов очень уж напоминала случай с железнодорожным расписанием, которое намертво запомнил Артур. - Нет, я не совсем уверен, что там было такое же...

Филипп пожал плечами и промолчал.

- Однако сейчас речь не о Кузовкине, - сказал он. - Речь о его лаборатории и той работе, которую она должна выполнять. Я очень тебя прошу вплотную заняться этим. Не вникай ты, ради бога, во все их дрязги. Нечего копаться в прошлом. В первую очередь нужно решить вопрос с космической темой, потому что нам за нее будет наибольший нагоняй. Затем нужно организовать коллектив на выполнение плана, они за эти полгода после смерти Кузовкина почти ничего не сделали, они большие должники перед институтом.

- Хорошо, - сказал Второв, - я согласен. Буду совместительствовать, буду тянуть лямку... пока. До первой подходящей кандидатуры. Как только кто-нибудь у вас появится, я сразу уйду.

- Есть! - У Филиппа крепкое, деловое, подбадривающее, руководящее рукопожатие.

"...Все же дни удивительно повторяются, - думал Второв, разглядывая лицо Недельского. - Вчера был такой же ритм, такой же темп в развитии событий и, кажется, такой же результат... хотя до ночи еще далеко. Вначале я помнил о письме, потом события совсем отшибли мне память. Сегодня с утра я еще помнил, что говорил с Верой по телефону, что она здесь, рядом, в Москве, что ее можно увидеть... А сейчас... смерть Риты... Что все это значит?"