Альфред Бестер - Дьявольский интерфейс (The Computer Connection)

— Истребление Божьего творения есть попытка истребить самого Господа,

— сказал Хрис с истинным негодованием в голосе.

— Возможно. Давай выясним, что они крушат сегодня. Эй, Фе!

Фе вплыла в комнату — на сей раз в роли женщины-вамп.

— Поцелуй меня, мой дурашка, — томно протянула она и мазнула меня по губам искусственной розой.

— Спустись на землю, — сказал я. — Какие новости со студенческого фронта?

Фе покорно наклонила головку и стала напряженно вслушиваться.

— Что это она делает? — изумленно спросил Хрис.

— Старина, ты постоянно гостишь у членов Команды и до сих пор не в курсе того, что творится в окружающем мире. Стыдно! Мы живем в эпоху тотальной наркоманизации и жучкизации. Это мир наркотиков и подслушивающих устройств. Из каждых десяти новорожденных девяти еще в роддоме вживляют под череп жучок — мини-передатчик. Когда ребятки подрастут, за ними будут следить двадцать четыре часа в сутки. Так что воздух вокруг пронизан и иссечен тысячами и тысячами сигналов. А Фе — уникум. Она может воспринимать все эти сигналы голым ухом, без специальных устройств. Не спрашивай меня, каким образом. Просто такой вот вундеркинд, и баста.

— Сегодня борются за права белого меньшинства, — сообщила Фе.

— Ну вот, полюбуйся, — продолжил я. — Разве могут нормальные люди спалить университетскую библиотеку, протестуя против ущемления прав белых? Во всем мире остался едва ли миллион якобы чистокровных белых, да и те — помесь серых с буро-малиновыми.

— Подойди ко мне, дитя мое, — сказал Хрис.

Фе незамедлительно припопилась на его колени, обвила ручонками и одарила сладострастнейшим поцелуем. Он не оттолкнул ее, но так целомудренно и нежно обхватил мою девочку руками, чтобы ей было удобнее сидеть, что сценка из пошлой вдруг превратилась в подобие «Пьеты» [5] Пьета — в изобразительном искусстве сцена оплакивания Христа Богоматерью. Микеланджело. Хрис мастер таких волшебных преобразований.

— Ты употребляешь наркотики, душа моя?

— Нет. — Шалунья сердито покосилась на меня. — Он не позволяет.

— А хотелось бы?

— Нет. Скучища. Все кругом на наркотиках.

— Отчего же ты сердишься на Гиня?

— Потому что он взял моду приказывать. Чтоб я делала, чего он хочет. Я теряю индивидуйность,

— Ты хочешь сказать — индивидуальность. Ну и почему же ты не уйдешь от него, раз он такой тиран?

— Потому что… — Тут эта егоза чуть не сверзилась на пол. Устроившись поудобнее на коленях Хриса, она договорила: — Потому что в один прекрасный день я буду вертеть им, как я хочу. Жду этого прекрасного дня.

— А у тебя, голубушка, есть жучок в голове? — вкрадчиво спросил Хрис.

— Нет, — ответил я за нее. — Она родилась в сточной канаве и отродясь не бывала в больницах. Она чистая.

— А вот и не в канаве! Мое полное имя Фе-Пять Театра Граумана, потому что я родилась в пятом ряду в театре Граумана, — подчеркнуто гордо произнесла Фе.

— Господи, помилуй! Это почему же?

— Потому что моя семья живет в пятом ряду театра Граумана. Совсем рядом со сценой!

Хрис удивленно воззрился на меня.

— Она так пыжится от гордости — ее семейка сумела со временем перебраться с балкона в партер, — пояснил я.

Все это было выше его разумения, и он сдался, не стал выяснять дальше, просто поцеловал Фе и спустил ее со своих колен. Но прежде она нежно обняла его и на пару секунд повисла на нем. Ничего не попишешь. У этого парня есть-таки харизма!

Хрис спросил у Фе, начались ли беспорядки, и узнал, что чуть ли не половина полицейских занята прослушиваем сигналов от жучков в головах студентов, и копы жутко злятся. Им осточертел вялый митинг с повторением одного и того же. Один легавый предложил послать к студентам провокатора, дабы тот взбодрил их и спровоцировал на действительно впечатляющий погром — чтоб было на что поглядеть.

Тут Хрис, доброе сердце, конечно же, так и взвился и рванул из дома. У него были волосы ниже плеч и бородища, да и внешне он выглядел мужчиной за тридцать — сохранив тот молодой вид, в котором он превратился в Молекулярного человека. Но для студентов он уже «старпер», а для полиции — солидный обыватель. Поэтому я не боялся за Хриса, но все же двинул следом — так, на всякий случай. Студенты его вряд ли тронут, а вот полиция может, смеха ради, использовать подвернувшегося прохожего для раскрутки по-настоящему крутых беспорядков. А Хрис, надо заметить, способен на многое. Все мы помним, какой шорох он навел в иерусалимском храме, когда турнул оттуда торговцев.