Альфред Бестер - Дьявольский интерфейс (The Computer Connection)

Дорогой мистер Фе, Если из нынешнего 2080 года вычесть 1492, то, по нашим подсчетам, получится 588 лет. Если, согласно вашему мнению, индейцев и эскимосов третировали на протяжении 320 лет, то что же происходило в остальные 268 лет? Или вы хотите написать заметку именно об этом периоде?

Ридакции.

Ваш атвет никуда не гадица. Вы не жилаете ничиво делат для изправленея нисправидливасти протиф интейцев, каторыи делало правитильство Саидиненых Штатав Америки и Мексики. А значит вы не держетесь правельных ценостей и наше БПО будит бароца с вами.

Дорогой мастер Фе, Что такое БПО? Будет Плохо Очень? Или БесПардонное Общество? Так или иначе, нам ни с кем не хочется вступать в конфликт.

Вонючей и глупой ридакции.

БПО — это Барцы за Прабуждение Опчества. Мы займем вашу дуратскую ридакцию и выбрасим вас чирис акно на улицу. Мы будим настоясчей ридакцией навсигда. Принисем хлеп, арахесовое масло и ананасовое варение и будим спать на палу.

Дорогой мистер Фе, Не могли бы вы точнее сообщить, в какой конкретно день борцы за пробуждение общества возьмут приступом редакцию? Мы бы хотели знать заранее. Видите ли, наша редакция располагается на двадцатом этаже, и нам не хотелось бы покидать помещение через окно, как это делают иногда рассеянные профессора и некоторые очень умные и очень рассеянные студенты.

Вы ваабражаите Барцы за Прабуждение Опчества придупридят вас зараниэ штопы вы позвали свиней палицейских и поступить с нами как фашисты. Мы нападем на вас когда ришим если вы не найдете на диалох тогда найдете вон чирис акно хотя бы вы были на 268 итаже.

Дорогой господин президент, Вот мы и обнаружили недостающие 268?

Акей. Вы праигнариравали димакратичиские працыдуры. Вы получите те што хотели. БПО поднимет на борьбу всех интейцев, искимосцев и все остальные меншинства.

БЕРЕГИТЕС!!!

На этом переписка заканчивалась.

Хрис таращился на меня с таким растерянным видом, что я не мог не расхохотаться.

— И в итоге к нам явилась девочка десяти лет. Агрессивная, как черт. Мы угостили ее бутербродами с арахисовым маслом и ананасовым вареньем, и она уплетала их с таким аппетитом и в таком количестве, что ей даже плохо стало. Я проводил ее домой. И с тех пор не могу от нее отвязаться. Она меня усыновила или упапила — называй это как хочешь.

— Давно она у тебя?

— Три года.

— Разве у нее нет семьи?

— Родители были рады-радешеньки избавиться от нее. Ее предки — заурядные обыватели, и выходки девчонки ставили их в тупик. Ведь она, в сущности, ляпсус природы — егоза, бунтарик, чудачка. Своими силами освоила грамоту и чтение. В ней сидит бездна способностей.

— А здесь она что делает?

— На побегушках.

— Гинь!

— Нет, упаси Господи! Она уже зрелый персик, но ей только тринадцать. Соплячка. Такие меня не интересуют. Тут не то, что ты думаешь, Хрис. Постыдился бы!

— И не подумаю извиняться. Знаю твою репутацию. Живешь только для того, чтобы срывать плоды удовольствия.

И это он говорит мне, изгнавшему из дома всех женщин во имя Посещений! Беда с этими убежденными реформаторами — они все вроде бы и замечательные ребята, но совершенно без чувства юмора. Благоуханная Песня гласит, что Конфуций был вроде Хриса — всегда серьезный, как чайник. А Шеба точно так же характеризует пророка Мухаммеда. Приятно послушать часок их замечательно глубокие истины, но потом так и тянет на свежий воздух — хочется посмеяться и похулиганить. Никто из нас не был знаком с Моисеем, однако держу пари: он был точно такой же зануда.

Именно Хрисов «серьез» довел его до беды, но мне жаловаться негоже, потому как именно благодаря тому случаю я в первый раз успешно пополнил нашу группу бессмертных.

Шла самая обычная кампания протеста студентов Юнион Карбид, нашего местного университета. Традиционная катавасия: митинги, ломка мебели, крик и ор, поджоги и убийства. Новым во всем этом была только причина протеста, и студенческие группы, почувствовав «свежак», за много месяцев записывались в очередь на погромы. Хрис заявил, что направляется в студгородок и попробует остановить безобразия. Он полностью поддерживал цели студентов, но решительно возражал против их методов добиваться своего.

— Ты просто не врубаешься, — сказал я ему. — Они обожают свои традиции — убивать и разрушать. Им плевать, за что убивать профессоров и полицейских и громить университетские строения. Они упоенно малюют транспаранты и кропают листовки, а потом показывают их на демонстрации, как эксгибиционисты — свое хозяйство случайным прохожим. У них оргазм, когда они убивают и крушат. Счастливы от возможности удовлетворить кровожадные инстинкты.