Журнал «Если» - 2007 № 08

Далее последовали «Соловей» (1979) и «Ослиная шкура» (1982). Андерсен и Перро в этих работах лишь предлог; автор в обоих случаях весьма своевольно обращается с исходным материалом, нанизывает на канву одной сказки еще несколько мотивов из других, но делает это так по-вольпински захватывающе и остроумно, что вряд ли классики остались бы в обиде за его вольность.

Сюжетная линия «Сказки про влюбленного маляра» (1986, сценарий написан совместно с В. Фридом) отошла от народных тропинок еще дальше. В сюжете переплелись мотивы русского фольклора и классической европейской сказки, будто бы колорит двух первых фильмов Кошеверовой и Вольпина соединился с колоритом двух последующих. Вольпин словно пытался подвести этой работой итог всему сказанному и написанному. Да и главный герой фильма — юный маляр с наклонностями живописца — не является ли отсылкой к восемнадцатилетнему Вольпину, рисовальщику из «Окон РОСТА»?

Так или иначе, но «Влюбленный маляр» стал последним фильмом мастера: летом 1988 года Михаил Вольпин погиб в автомобильной катастрофе…

Сегодня дело великого сказочника продолжает его сын Михаил Бартенев — детский писатель, драматург, много работающий для театра и кино, иными словами, тоже Сказочник.

В чем же секрет волшебства драматурга Вольпина? Пересмотрите «Иванушку-дурачка», «Заколдованного мальчика», «Капризную принцессу», «Храброго портняжку», «Историю одного преступления», и вам станет ясно: в его произведениях нет сугубо отрицательных персонажей; зло представлено в них глупостью, самодурством и невежеством, оно смешно и несчастно. Главная же черта вольпинского таланта заключается в том, что при отсутствии этой, казалось бы, основной движущей драматургию коллизии «добро против зла» сказки Вольпина не только не проигрывают в сюжетной занимательности, но смотрятся куда интереснее многих остросюжетных фильмов. Зато сюжет, строящийся на пересечении благих намерений неплохих по своей сути людей, всегда непредсказуем и парадоксален — как сама породившая его жизнь. В этом Вольпин — последовательный продолжатель традиций русской классики.

Константин АРБЕНИН

Мы продолжаем знакомить наших читателей с состоянием «фантастических дел» в других странах. О становлении и первых шагах японской фантастики мы уже писали (см. «Если» № 2 за 1998 год). Но что собой представляет нынешняя НФ Страны восходящего солнца? Об этом — обзор японского критика и переводчика русской фантастики Кодзи Миякадзе.

Во всем мире большой популярностью пользуются японские мультипликация (аниме) и графические романы (манга). Но даже несмотря на то, что часто в их основе лежат конкретные произведения, современная литературная НФ, в силу известной изолированности японского языка, известна в гораздо меньшей степени. Чаще всего знание НФ Страны восходящего солнца у зарубежного читателя (и российского в том числе) ограничивается, в основном, произведениями Сакё Комацу и Синити Хоси, да еще несколькими «полуфантастами» — Кобо Абэ, Киндзабуро Оэ и бестселлериста Харуки Мураками.

Действительность такова, что, к сожалению, у нынешних фантастов Японии не слишком много шансов быть переведенными на другие языки. И единственная возможность стать известным за пределами страны — это «трансляция» своих литературных сюжетов через манга и аниме.

Отличительной чертой всей японской фантастики является то, что, жадно впитав достижения зарубежных писателей, японцы серьезно переосмыслили их опыт и создали сугубо национальный «продукт», отличный и от западных образцов, и от советско-российских. Эта литература настолько специфическая, что практически невозможно дать четкой характеристики, что такое нынешняя НФ Японии. Хотя бы потому, что она не придерживается жанровых стандартов, принятых в остальном мире. Чаще всего «традиционное» НФ-произведение японского автора обязательно содержит в себе приемы мистического детектива и даже литературы ужасов, пускай оно и сделано в жанре научной фантастики.

Как уже было сказано, японская НФ редко покидает страну. Однако здесь с давних времен существует богатейшая переводческая традиция. Можно сказать, что именно поток переводов западной и советской прозы послужил мощным катализатором для становления и последующего развития в послевоенные годы этого жанра в Японии. Кстати, большинство авторов, пришедших в литературу в 1950-1960-е годы, испытали сильное влияние прежде всего трех писателей — Роберта Шекли, Рэя Брэдбери и Ивана Ефремова. Произведения этих фантастов оказались наиболее созвучны художественной эстетике послевоенной японской литературы.