Станислав Лем - Приключения Ийона Тихого

Я последовал этому совету и прочел:

«СЕПУЛЬКАРИИ — устройства для сепуления ( см. )».

Я поискал «Сепуление»; там значилось:

«СЕПУЛЕНИЕ — занятие ардритов ( см. ) с планеты Энтеропия ( см. ). См. СЕПУЛЬКИ».

Круг замкнулся, больше искать было негде. Ни за что на свете я не признался бы Тарантоге в подобном невежестве, а никого другого спросить не могу. Жребий брошен — еду на Энтеропию. Отправляюсь через три дня.

28. VIII.

Стартовал ровно в два, сразу после обеда. Никаких книг не взял, ведь у меня теперь есть этот мозг. До самой Луны слушал его анекдоты. Насмеялся вдоволь. Потом ужин, и спать.

29. VIII.

Похоже, простудился в лунной тени — все время чихаю. Принял аспирин. По курсу — три товарные ракеты с Плутона; машинист телеграфировал, чтобы я пропустил их. Спросил, что за груз; думал, бог знает что, а это обыкновенные брындасы. И тотчас же — «скорая» с Марса, набитая до отказа. Я видел в окна — пассажиры один на другом, как селедки. Мы махали друг другу платочками, пока еще что-то было видно. До ужина слушал анекдоты. Бесподобно, только чихаю без перерыва.

30. VIII.

Прибавил скорость. Мозг работает как часы. У меня даже диафрагма стала побаливать, так что я вырубил его часика на два и включил электрическую подушку. Это хорошо на меня подействовало. После двух поймал радиосигнал, посланный Поповым в 1896 году. Я таки порядочно отмахал от Земли.

31. VIII.

Солнце уже едва различимо. Перед обедом — прогулка вокруг ракеты, чтобы ноги на затекли. До вечера — анекдоты. Большинство с бородой. Похоже, завмастерской давал мозгу старые юмористические журналы и только сверху добавил горсточку острот посвежее. Я забыл о картошке, которую поставил в атомный котел, и она вся сгорела.

32. VIII.

Из-за скорости время удлиняется — пора бы быть сентябрю, а тут все август да август. В окне начало что-то мигать. Думал, уже Млечный Путь, а это всего лишь лак облезает. Халтурщики чертовы! По курсу — станция техобслуживания. Раздумываю, стоит ли тормозить.

33. VIII.

Все еще август. После обеда подлетел к станции. Расположена она на маленькой, совершенно пустой планете. Станционное здание словно вымерло, вокруг ни души. Взял ведерко и пошел посмотреть, нет ли какого лака. Ходил я так, пока не услышал пыхтенье. Смотрю, а за станцией стоят несколько паровых машин и разговаривают. Подхожу.

Одна говорит:

— Ведь ясно же, что облака — это форма загробной жизни паровых машин. Но вот вопрос: что было раньше — паровые машины или водяной пар? Я утверждаю, что пар!

— Молчи, идеалистка проклятая! — зашипела другая.

Попробовал спросить насчет лака, но куда там! Они так шипели и свистели, что я собственного голоса не слышал. Оставил запись в жалобной книге и полетел дальше.

34. VIII.

Неужто конца не будет этому августу? До обеда драил ракету. Скука ужасная. Потом — сразу в каюту, к мозгу. Вместо смеха меня одолела такая зевота, что даже испугался за челюсти. По правому борту астероид. Пролетая мимо него, заметил какие-то белые точки. В бинокль увидел, что это таблички с надписью: «Не высовываться!» С мозгом что-то неладно — рассказывая анекдоты, глотает самую соль.

1. Х.

Пришлось остановиться на Строглоне — горючее кончилось. Тормозя, по инерции проскочил весь сентябрь. На космодроме большое движение. Оставил ракету в пространстве, чтобы не платить пошлину; захватил только жестянки для горючего. Перед этим рассчитал с помощью мозга координаты эллиптической орбиты. Час спустя возвращаюсь с полными банками, а ракеты и след простыл. Принялся, конечно, искать. Думал, без ног останусь: как-никак отшагал добрых четыре тысячи километров. Разумеется, мозг обсчитался. Ох, и поговорю я с этим заведующим, когда вернусь.

2. Х.

Скорость такая, что звезды вытянулись в огненные полоски, словно кто-то бросил миллион сигарет в темной комнате. Мозг заикается. Хуже всего, что я не могу заткнуть ему рот, — выключатель сломался. Болтает без удержу.

3. Х.

Мозг, кажется, приустал — говорит по слогам. Постепенно к этому привыкаю. Стараюсь побольше сидеть снаружи, только ноги опускаю в ракету — холодновато все же.

7. Х.

В половине двенадцатого добрался до космопорта Энтеропии. Ракета порядком разогрелась при торможении. Пришвартовал ее к верхней палубе искусственной луны (она-то и служит космопортом) и пошел внутрь, чтобы уладить формальности. В спиральном коридоре — не протолкнуться; приезжие из самых дальних сторон Галактики прохаживаются, перетекают и прыгают от окошка к окошку. Я встал в очередь за голубым алгольцем, а тот учтивым жестом предостерег меня, чтобы я не слишком приближался к его заднему электрическому органу. За мною сразу же встал молодой сатурниец в бежевом шланговике. Тремя присосками он держал чемоданы, четвертой вытирал пот. Было и в самом деле очень жарко. Когда подошла моя очередь, служащий, прозрачный, как хрусталь, ардрит, изучающе посмотрел на меня, позеленел (ардриты выражают чувства сменой окраски; зеленая соответствует нашей улыбке) и спросил: