Брайан Стэблфорд - Центр не удержать

И она полезла на ограждение, даже не оборачиваясь на меня. В Военно-космических силах приказы не обсуждаются.

— Три! — крикнула она, прыгая.

К своему удивлению, я обнаружил, что сиганул вместе с ней. Не иначе, я привык к дисциплине Военно-космических сил. Или же мое сверхчеловеческое «я» проснулось в критический момент. Так или иначе, я барахтался в воздухе и видел, как светлое пятно люка медленно тускнеет. Страх захлестнул меня, а затем сменился сокрушительным облегчением. И я падал, падал — в невесомости, кружась, как перышко.

Тьма не была непроглядной, но единственные источники слабого света находились так далеко от меня, что казалось, я просто застыл в пространстве. Несомненно, я набирал возможное при ничтожной гравитации ускорение, но не чувствовал этого. Зато одиночество ощущалось даже слишком хорошо — я был почти один во Вселенной.

Почти.

Долю секунды я пребывал на грани бодрствования, в полусне. И уже почти засыпая, понял, что происходит, и резко очнулся. Так бывало много раз, если внезапно сбросить теплую дремотность. На этот раз было и так, и не так. Что-то было во мне, в моей голове, что-то воспользовалось моей дремой и силилось захватить власть надо мной. Может статься, это намерение было вполне мирным желанием показать еще один фрагмент фильма об истории Вселенной. Но у видения была голова Медузы, напугавшая меня, поэтому я решил держаться за сознание любой ценой. Я попытался заглянуть через плечо — проверить, похож ли я на ангела. И тут же начал медленно перекатываться, вращаясь вокруг двух осей.

Скорость полета (или падения) все еще не ощущалась. Тьма становилась чернее и чернее, а скафандр не давал ощутить движение воздуха. К тому же возникло подозрение, что крылья так и не раскрылись. Или даже так — они вообще не раскроются.

Потом я стал высчитывать, как глубоко мы уже упали. Спускаясь по уровням, я научился приблизительно оценивать расстояние. Радиус макромира составлял приблизительно четырнадцать тысяч километров, из которых следовало вычесть радиус оболочки звезды и глубину уровней. Принимая, соответственно, первое и второе за семь и четыре тысячи, я получил не особенно впечатляющий ответ так, три тысячи километров свободного падения. Сила тяжести составляла здесь от одной девятой до одной десятой земной, следовательно, и ускорение не могло быть больше одного метра в секунду за секунду. Но эти цифры получены без учета сопротивления воздуха, что немаловажно, и при этом не учитывается трение воздуха о скафандр. Пытаясь высчитать, когда же я превращусь в метеор и вообще произойдет ли это до приземления, я несколько запутался. На метеоры мы явно не похожи, но и сама ситуация до того странная — нет, не стоит и пытаться понять ее.

— Все в порядке? — воззвала Сюзарма Лир, заставив меня вздрогнуть. Увлекшись расчетами, я как-то позабыл, что мы можем разговаривать друг с другом по радио.

— Не знаю, — правдиво отозвался я. — Ничего не вижу и не чувствую. Да и крылья — то ли отросли, то ли нет.

— У вас есть крылья, — заявила Урания. — У меня есть Клио. Она за всеми наблюдает.

— Я в порядке, — заверил Мирлин.

— Нисрин?

— Все хорошо, — подтвердил тетронец. Если судить по его речи, он говорил правду.

— К сожалению, — послышался слегка обеспокоенный голос наследницы, — мы не одни. Здесь есть и другие крылатые создания, они приближаются к нам снизу. Их много. Через несколько минут они окружат нас.

— Мозг-в-коробочке может сказать, что они из себя представляют? потребовала Сюзарма.

— Только то, что они очень большие, масса каждого из них значительно превосходит нашу.

— Ни черта не вижу, — послышалась жалоба полковника. Я просто увидел, как она вглядывается в темноту, палец на спусковом крючке игольника, а цель не заметна.

— А как они видят нас? — с отчаянием в голосе спросил Мирлин.

— Может, и не видят, — осмелился предположить я, всматриваясь в темноту, отделявшую меня от Центра Асгарда, и нацеливаясь в нее игольником.

— Боюсь, что их зрение не зависит от света, — ответила Урания, которая должна была первой встретить опасность, если таковая существует.

Мой разум, и без того сбитый с панталыку, живо вообразил гигантских летучих мышей-вампиров, безошибочно отыскивающих нас с помощью ультразвука и алчущих нашей крови.

А потом Урания издала какой-то звук. Именно так — не вопль, ибо я не уверен, могла ли она вообще вопить, но звук, в котором были ужас и потрясение, и в нем, в этом звуке, было нечто зловещее.