Журнал «Если» - 2008 № 03

Точно рассчитать на тысячелетия назад момент замены практически невозможно. Время многовариантно, его поток, следуя по основному руслу, изобилует стремнинами, перекатами, локальными водоворотами, то появляющимися, то исчезающими, чтобы тут же возникнуть в ином месте. Предшествующий моменту замены вероятностный ход событий по объективным причинам рассчитывался с разной точностью. Иногда точность расчетов доходила до девяноста процентов — как в случае с приговоренным к сожжению на костре монахом, — а иногда не превышала и сорока. И тогда Фениксу приходилось прибывать на место заранее, порой за несколько месяцев или даже лет, адаптироваться, вживаться в среду, отслеживая перемещения объекта замены, постепенно приближаясь к нему с тем, чтобы в момент, предшествующий критическому, оказаться рядом и выполнить свою работу, не оставив следов.

Труднее всего приходилось, когда гибель объекта была не спланирована чьей-то злой волей, а происходила случайно — в катастрофе, аварии. Объект мог погибнуть от ножа уличного грабителя, изначально вовсе не желавшего наступления такого результата, на его голову мог рухнуть кусок стены, его могло поразить ударом молнии, и всякий раз сказать точно, когда и где именно такое произойдет, расчетчики были не в силах. Более того, нередко, располагая лишь приблизительной датой его кончины, расчетчики вообще не знали, как закончилась жизнь объекта. Так было, например, с несколькими выдающимися учеными, погибшими в таежных концентрационных лагерях от голода и болезней, исчезнувшими без следа исследователями белых пятен континентов или потерпевшими кораблекрушение где-то в океанских просторах.

В таких случаях приходилось полагаться на интуицию Феникса, который самостоятельно планировал ход операции и решал, когда следует произвести замену. Он делал это, а затем в личине замененного объекта проходил оставшийся тому отрезок жизненного пути до рокового момента. Отрезок этот не должен был быть слишком велик: несмотря на все совершенство внешней маскировки, наиболее близкие объекту люди обязательно обнаружили бы подмену, а допустить этого Феникс не должен был ни в коем случае. Однажды такое чуть не произошло. Сосед по лагерному бараку, пораженный открывшимся, вдруг уставился в глаза харкающему кровью доходяге и потрясенно прошептал: «Викентий Савельевич! Что с тобой? Кто ты?» Феникс ничего не ответил, потому что как раз в этот момент умер. А через несколько дней в том же бараке умер и проницательный сосед…

Ровно в десять Илья подкатил к подъезду «тойоту» представительского класса и набрал код домофона.

— Алексей Игоревич? Это Илья, водитель. Машина у подъезда.

— Жди, — сухо прозвучало в ответ. — Скоро выйду.

— Алексей Игоревич! — заторопился Илья, пока хозяин квартиры не отключил прием. — Мне нужно набрать воды для стеклоомывателя. В гараже машину не подготовили.

Он услышал недовольное хмыканье.

— Хорошо, заходи. Открываю!

Илья вошел в подъезд и поднялся на лифте в квартиру. Дверь открыл крепкий парень со снайперским прищуром глаз. Личный охранник.

— Кто остался в машине? — спросил парень с ходу.

— Никто, — пожал плечами Илья. — Там сигнализация.

— Тебя чему учили, дурак?! — бодигард отпихнул Илью и стремительно бросился вниз по лестнице. — Ни на шаг от объекта! — крикнул он двумя пролетами ниже.

Илья аккуратно закрыл за собой дверь и пошел по длинному коридору, устланному пушистой ковровой дорожкой. Открылась дверь ванной комнаты, выглянул Курбатов.

— А-а, — сказал он. — Вон там набирай. Во второй ванной.

И снова скрылся за дверью. Вид у него был усталый, опустошенный. Под глазами набрякли темные мешки, белки глаз пронизаны сетью красных сосудов. Так можно выглядеть и после долгого, тяжкого труда, и после ночи безудержного загула.

Пожалуй, решил Феникс, момент самый подходящий. Он шагнул в ванную комнату вслед за Курбатовым, развернул его к себе и взял за руки.

— Что вы делаете?! Что! — попытался тот вырваться, но Феникс уже не обращал на него внимания, сосредотачиваясь на процессе трансформации.

Курбатов с ужасом смотрел, как меняется лицо его шофера Ильи. Утонули в орбитах, затянулись глаза, нос расплылся по щекам, стек на губы, еще через секунду матовая поверхность, отдаленно напоминающая человеческую кожу, полностью разровнялась, превратившись в совершенно гладкий овал манекена для головных уборов. А еще через секунду она начала принимать совершенно новые очертания. Словно пузырь из кипящей каши всплыл нос с характерной утолщенной переносицей, образовались глазницы, веки, брови, сформировался рот с тонкими бледными губами, скулы чуть расширились, глаза открылись, и на Курбатова взглянула его абсолютная копия.