Андрей Столяров - Мир иной

Невозможно в это поверить. Квинта стонет и закрывает лицо ладонями. По-моему, она даже зажмуривается, чтобы случайно не посмотреть, и потому не видит, как внезапно обваливается стена одного из ближних домов, как сквозь взрывчатый камнепад проскакивает бронированная громада «Мальчика», как он яростно разворачивается, прочерчивая царапины на мостовой и как короткое толстое дуло, прицеливаясь, упирается в ящера.

Все происходит медленно, будто в плохом фильме ужасов.

Ящер тоже поворачивает башку, и его чешуйчатая грудь раздувается.

Сейчас он, вероятно, дохнет огнем.

И тут «Мальчик» стреляет.

Я наблюдаю это во всех деталях. Снаряд описывает дугу, и попадает точно в звериный зев.

Ящер вздрагивает и судорожно смыкает челюсти.

Несколько ужасных мгновений он так и стоит, будто остолбенев, а потом туловище его вспухает и с громким хлопком разрывается на мелкие части.

Ошметки летят во все стороны.

Они вспыхивают цветными пикселями и осыпаются на брусчатку.

Это напоминает праздничный фейерверк.

А через несколько секунд пиксели гаснут, и тогда в небе, в вечном безразличии черноты, будто ничего не случилось, снова загораются звезды.

Через три дня мы прощаемся с Альманзором. Это странная церемония, которую могли изобрести только эльфы. Распахнуты узорчатые ворота квартала, на площадке перед Стеклянной ротондой, которая сегодня сияет как никогда, сложена пирамида из деревянных плашек – внутри нее помещена аватара. Играет эльфийская музыка: прозрачные хаотические аккорды, как паутина, плавают в воздухе. Друг с другом они никак не связаны. Такой диссонанс, вероятно, царил во вселенной в момент ее зарождения. Кажется, что оседают они прямо в сердце. Скорбный эльф, покрытый бархатным темно-синим плащом, подносит к пирамиде зажженный факел. Звучит тихий гонг. Вспыхивает черное пламя. Не знаю, уж как эльфы сделали это, но оно действительно черное. Потрескивают колеблющиеся языки. Лицо обдает сухой сильный жар. На это трудно смотреть: я понимаю, что внутри сгорает не человек, а лишь его цифровое отображение, и все равно меня, будто от нездешнего холода, прохватывает озноб. В древних языческих ритуалах есть что-то пугающее.

Квинта шепотом объясняет мне, что согласно тем представлениям, которые бытуют у эльфов, если человек умирает, то душа его переселяется в аватару; чтобы ее окончательно освободить, аватара тоже должна быть развоплощена. Тогда душа сбрасывает с себя оковы и начинает странствие по виртуальным мирам, по бесчисленным звездам, по непостижимым вселенным, которые обычному человеку не вообразить.

– Вот, скажем, Дух – это странствующая душа.

Я так же шепотом отвечаю:

– И она не упокоится никогда.

Меня это нисколько не удивляет. Зарождения верований в нашем мире, конечно, следовало ожидать. Мы ведь не зря стоим перед всепоглощающей пустотой: приходится как-то объяснять себе то, что даже в принципе объяснить нельзя, адаптировать вечность ко времени, нечеловеческое – к человеку.

Правда, сейчас мне не до того. Я осторожно, стараясь не привлекать внимания, оглядываю присутствующих. Народа на площадке собралось очень немного. Помимо эльфов, которых, кстати, тоже считанное число, наличествуют примерно человек двадцать пять. Это более чем из трех сотен свободных граждан. Остальные, как это ни грустно, по-видимому, отсиживаются на Земле. Их, разумеется, можно понять: такой шок, такой эмоциональный облом не каждый переживет. Нам ведь казалось, что этот мир спокоен и безопасен, мы полагали, что защищены здесь гораздо лучше, чем на Земле, и вдруг выяснилось, что это только иллюзии – погибнуть в городе можно точно так же, как и «внизу». Более того, в городе риск даже выше, поскольку проявляются факторы, которых на Земле нет вообще. Во всяком случае, когда к Альманзору приехала «скорая помощь», он, сидя перед сгоревшим компьютером, уже весь почернел. А у Некки, который, как ни странно, все-таки выжил, оказался поврежден локоть, сломаны два ребра, сотрясение мозга.

Аль говорит, что это можно было предвидеть. Мир развивается – в нем крепнет и упрочняется достоверность виртуального бытия. Что значит «наращиваются обертоны»? А это значит, что пользователь включается в виртуал все сильней и сильней. Чувственные отличия нивелируются, в конце концов наступает момент, когда они исчезают совсем. Пользователь срастается с аватарой настолько, что любое ее повреждение воспринимается им как свое. Оно с точностью воспроизводится на Земле. Ушибешься здесь, значит ушибешься и там. Погибнешь в городе, значит и на Земле жизнь будет прервана в тот же момент. Причем, рискуют, по-видимому, только свободные граждане – ни гостям, ни туристам подобные неприятности не грозят.