Александр Абрамов - Очень большая глубина

Как чудесно проснуться ранним летним утром в городе, где небо — как море, а море — как небо, и нет между ними даже зыбкой полоски горизонта, а есть лишь пространство — огромное, ровное, синее, как синие глаза девушки с плаката «Летайте самолетами Аэрофлота».

Как чудесно проснуться ранним летним утром в городе, где солнце настойчиво пытается выдавить тонкий столбик ртути из термометра за окном, а над раскаленным асфальтом, обтекая редких прохожих, медленно плывет жара влажная, липкая и тягучая.

Вадим просыпался легко и сразу, а потом долго лежал на узкой железной койке — рубль в сутки — и вспоминал оставленные неделю назад холодные институтские коридоры, лабораторию физики моря и неоконченную докторскую в правой тумбе стола. Воспоминания ускользали, дробились, потому что это была вчерашняя реальность, а сегодняшняя шумела за окном, властно маня не к тесному лабораторному аквариуму, а к просторному и глубокому, какой создал терпеливый бог в один из суматошных дней своего недельного аврала.

И этот летний день начался точно так же, как и все предыдущие дни отпуска, похожие друг на друга, словно обеды в курортной столовке. Город стоял на месте, и солнце жарило не слабее, чем, скажем, неделю назад, и старый грек-мороженщик на улице, как обычно, заговорщицки подмигнул Вадиму: все, мол, в порядке, молодой человек.

Но нет, не все было в порядке в то утро…

Придя на пляж, Вадим удивился, что никто не купается, все курортники торчат на берегу.

«Штормит, что ли?» — подумал он.

Но флаг спасательной станции болтался на самой верхушке мачты, а на доске у входа на пляж в графе «волнение воды» не очень грамотной рукой было начертано мелом: «два бала».

— Почему никто не купается? — спросил Вадим v загорелого спасателя с выцветшей красной повязкой на голой руке.

— Медузы, — лениво пояснил тот.

— Ну и что? — удивился Вадим. — Кому мешает десяток медуз?

— Не десяток. — Спасатель был крайне лаконичен. — Много.

— Миллионы?

Спасатель не принял или не понял иронии:

— Может, и миллионы. Разве сочтешь? Там все кишмя кишит этой гадостью. Да ты пойди, пойди, посмотри сам!

То было очень странное зрелище: словно грибы выросли на синей поверхности моря. Их белые ровные шляпки тянулись до горизонта, а там — кто знал? может быть, и дальше к Турции, и через Босфор — в Средиземное море, и, казалось, по этим шляпкам можно было пройти «яко по суху», повторив божественный эксперимент в Генисарете.

Вадим разделся на чьем-то лежаке и вошел в воду.

— Напрасный труд, — сказал ему знакомый преферансист в полосатых плавках. — Здоровье дороже.

— Жгутся? — спросил Вадим.

— Током бьют.

— Что ж это, скат или угорь? — усмехнулся Вадим.

— А вы не смейтесь, — обиделся преферансист. — Я сам испытал: хотел схватить, а она как шарахнет! Двести двадцать вольт, не меньше.

— Ну да, — протянул Вадим: он не верил преферансисту и в душе подсмеивался над ним. — Здесь везде сто двадцать семь, да еще к вечеру напряжение падает. Не страшно… — И он пошлепал по гальке, перемешанной с темно-серым песком, к белой пене прибоя.

Грибы медуз начинались сразу от волнореза, десятиметровая полоска до берега была чистой. Вадим одолел ее пешком — глубина небольшая, еле-еле по грудь — и, вскарабкавшись на волнорез, уселся на корточки. И вот тут-то удивился по-настоящему: медузы не были медузами. Впрочем, кто решится утверждать, что это не новый, неизвестный науке вид? Вадим попытался осмотреть одну медузу, не дотрагиваясь до белой шляпки. Странная медуза. Плоский белый блин без бахромы, без традиционных ножек-щупалец, внутри что-то сверкает, переливается, — впору дискоболу в руки и — на стадионы, рекорды ставить.

«Вероятно, в темноте это — зрелище!» — подумал Вадим, и, забегая вперед, скажем, что он не ошибся.

А сейчас он осторожно дотронулся пальцем до белой шляпки и тут же отдернул руку. Преферансист оказался прав: медуза — будем ее все-таки называть медузой — чувствительно била током.

«Что же это — плавучий аккумулятор? Хорошо бы замерить разряд…» — Вадим с сожалением вспомнил, что единственный прибор в его багаже — электробритва «Харьков».

С шумным плеском на волнорез вскарабкался взволнованный преферансист.

— Ну что, я прав? — торжествующе спросил он.

— Прав, прав, — успокоил его Вадим. — У вас сачок, есть?

— Какой сачок?

— Для бабочек.