Александр Абрамов - Последняя точка

Фролов. Кроме меня, никого. Но меня он не принял. Сказал, что занят.

Жарков. А вы жену его знаете?

Фролов. Не знаком: они в гости к себе не зовут. Да вы многих поспрошайте, баб особенно. А в субботу, когда она со своим армянином домой возвращалась, он у калитки ее, как девку, облапил.

Жарков. Как же вы сумели их разглядеть в темноте?

Фролов. А мы тихонько за ними шли. Приглядывались.

В кабинет прокурора вошла Левашова. Бурьян тотчас же выключил магнитофон.

— Напрасно вы его выключили, — проговорила Верочка. — Я сама люблю вновь и вновь прослушивать уже сказанное на следствии. Как-то по-новому воспринимаешь мелочи — обмолвки, неточности, интонации. Причем не только у допрошенного, но и у допрашивающего.

— Интересно, кто из них лжет? — Бурьян рассуждал вслух. — Глебовская и на меня произвела приятное впечатление. Как на мужчину, или скажем иначе — просто на человека. Но я ведь не просто человек, я в данном случае и следователь. Не говоря о Пивоваровой, Фролов, например, посоветовал: «А вы наших баб расспросите». Жарков и расспросил. Жена Пермякова, которая, кстати, даже не разговаривает с Глебовской, прямо обвиняет ее в неверности мужу, а Дульская — в излишней кокетливости с Маркарьяном.

— Жена Пермякова — злонамеренная и ограниченная мещанка, готовая оклеветать кого угодно, кто ей не нравится. Пермяков даже порекомендовал Жаркову не вмешивать ее в дело Глебовского, но Жарков словно специально подбирал именно таких свидетелей. Почему из всех участниц драмкружка в Доме культуры он выбрал Дульскую? Потому что она играет те же роли, что и Глебовская, причем играет их гораздо хуже. Ну, а теперь включите-ка окончание допроса Пивоваровой. Последних реплик совершенно достаточно.

Бурьян пропустил часть катушки, потом включил звук. Раздался чуть хрипловатый женский басок.

Пивоварова. Мы почти крались за ними, даже прижимались к забору, неслышные и невидные.

Жарков. Зачем?

Пивоварова. Люблю за чужими романами подглядывать. Дело женское. Занятно.

Жарков. Роман этот закончился трагедией. Вы видели?

Пивоварова. А то нет? Потеряла Людка такого хахаля…

Жарков. Вы знакомы лично с Глебовской?

Пивоварова. Лично? Нет. Видела как-то у нас в кафе.

Жарков. С кем?

Пивоварова. С мужем. Она выпендривалась, мужиков приглядывала. А он сидел злющий-презлющий. Должно быть, предчувствовал, что под суд пойдет.

Жарков. Вы в этом уверены?

Пивоварова. А кого же судить? Все уверены. Посидите у нас, наслушаетесь.

Левашова закрыла магнитофон. Сказала скорее с грустью, чем с насмешкой:

— Я присутствовала на этом допросе и рискнула заметить Жаркову, что такие свидетели не вызывают доверия, он мне в ответ: учитесь, мол, девушка, отличать спорное от бесспорного.

— Вот и я учусь, — вздохнул Бурьян.

Запутавшись в сложностях своего первого в этом городе дела, прокурор вызвал к себе Ерикеева из ОБХСС. Тот не заставил себя долго ждать. Доходный дои купца Оловянишникова строился как палаты для обеспеченных, его многокомнатные квартиры-близнецы соединялись друг с другом, разделенные только просторными лестничными клетками, в центре которых подымался такой же просторный лифт. Поднимись с этажа на этаж, сверни направо или налево с площадки с итальянским окном — и попадешь в нужный тебе отдел любого родственного твоему ведомства.

— Интересно, зачем это я тебе понадобился? — спросил Ерикеев, открывая дверь. — Как прокурору или как другу студенческих лет?

— С другом студенческих лет я охотно пойду в «обжорку», а сейчас ты мне нужен по делу.

— Так Глебовский в государственных хищениях никак не повинен.

— Сядь, — сказал Бурьян, — и подумай. Где-то наши с тобой следовательские пути пересекаются.

— Пожалуй, я догадываюсь. На Фролове.

— На Фролове, угадал, — сказал Бурьян. — Чем вызвана его злоба к Глебовскому? Что инженер написал о нем в ваше ведомство? В чем он подозревал его?

— Образно выражаясь, в фабрикации «мертвых душ». А конкретно — в систематических приписках в платежных ведомостях сплавщиков нескольких лишних фамилий. Деньги в заводской бухгалтерии он получал сам, сам же и расплачивался с рабочими. Все это разные люди, набранные Фроловым в окружающих деревнях, по существу шабашники, не числящиеся в штатах завода, работают посезонно от весны до осени, а потом разъезжаются кто куда в зависимости от местожительства или другой работы. Мы нашли этот метод порочным, допускающим возможность злоупотреблений, и директор с нами согласился, сообщив о том, что вопрос о сплавщиках ставился уже на парткоме Глебовским и с будущего сезона наем их будет проводиться под наблюдением отдела кадров завода.