Дэвид Джерролд - В зоне сотрясения

Джорджия научила меня, как надо писать отчеты. Сперва перечисляешь факты. Просто то, что произошло, и ничего больше. Не добавляя никаких рассуждений. В первые несколько недель она возвращала мне отчеты, в которых содержались оценки, эмоции и соображения, крест-накрест перечеркнув страницы жирными красными линиями. Очень скоро я научился отличать изложение фактов от рассказа о происшедшем. После того как перечислишь факты, уже больше ничего не нужно, факты говорят сами за себя. Они расскажут тебе все. Потом я научился получать удовольствие от составления отчетов. Кликити-кликити-клик — стрекочут клавиши машинки, и золотистый валик в бешеном темпе дергается туда-сюда поперек страницы, оставляя четкие насекомоподобные отпечатки на чистом белом листе. Одна страница, две. Редко больше. Но это всегда срабатывает. Процесс печатания успокаивает меня, помогает привести в порядок мысли.

Однако если у тебя нет всех фактов, если фактов недостаточно, если их вообще нет, вот тогда ты застреваешь в неизвестности. Вот в чем проблема.

Позже, намного позже, когда я уже лежу в постели, уставясь в темный потолок, и дожидаюсь, когда же ко мне придет сон, я слышу перекличку детей ночи внизу, на улице. Но большинство из них уже нашли себе партнеров и уползли в свои гробики. Поэтому в зоне военных действий тишина. Во всяком случае, сейчас.

Где-то там, снаружи, варится в собственном соку мистер Смерть. И я все еще ничего не знаю о нем.

Воскресное утро. Я встаю поздно. Чувствую себя уставшим. Спина болит. До меня доносится запах кофе. Натянув трусы, бреду на кухню. Мэтт надел только верх от пижамы. И эта штука ему тоже велика. В штаны не стал залезать, потому что они слишком длинные и не будут на нем держаться. Мэтт немного напоминает маленького мальчика из фильма с Дорис Дэй. [36] Дэй Дорис — киноактриса, обладательница двух «Оскаров», эстрадная певица. Он готовит яичницу с луком и картошкой. И тосты с клубничным джемом. Тут же кофейник со свежезаваренным кофе. Все почти так, как будто мы женаты.

— Ничего, что я без спросу? — неуверенно говорит он. — Я подумал… я хотел как-то выразить свою благодарность.

— Ты все правильно сделал, — говорю я с набитым ртом. — Очень правильно. Ты можешь готовить для меня в любое время. Зачем я это сказал? — Твоя одежда лежит на кресле у двери. Я выстирал ее прошлой ночью.

— Да, я видел. Спасибо. Днем мне надо на работу. — Мэтт мнется, медлит. — Мм… я собираюсь сегодня позвонить отцу. Мм… если ничего не выйдет… ты говорил что-то… про пару дней?

— Нет проблем. Я оставлю ключ под ковриком. Если меня не будет, просто заходи.

— Ты мне доверяешь?

— Ты не вор.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю, — уверенно говорю я и добавляю: — Люди, которые так вкусно готовят, не крадут.

Мэтт некоторое время молчит.

— Моя мама всегда говорила, что, когда я женюсь, моей жене очень повезет. Моего отца это ужасно бесило.

— Да ладно, твой отец на самом деле ничего не понимает. Мэтт смотрит на меня, ожидая объяснений.

— Все просто. Ты заботишься о других людях, они заботятся о тебе. Самое лучшее, что ты можешь сделать для кого-то, — приготовить и накормить замечательной едой… Так ты показываешь кому-то, что ты… ну, ты понимаешь… что он тебе дорог.

Мэтт смущается и пытается скрыть это, глядя на часы.

— Мне надо собираться на работу… — И он убегает.

Воскресенье. Такие дела не делаются днем, но в любом случае я выкроил себе немного личного времени. И поехал в Бербанк. Это не следовало делать. Не полагалось по условиям контракта. Твоя прошлая жизнь умерла. Ни во что не вмешивайся. Но я нарушил запрет. Я был обязан сделать это для них. Нет, для самого себя.

На месте все оказалось почти таким, как я помнил. Дерево у фасада, пожалуй, чуть больше, чем я представлял, сам дом, наоборот, кажется меньше, и краска на нем немного поблекла. Я припарковался у входа. Позвонил в звонок и замер. Внутри взволнованно залаял Шотган.

За оградой из сетки отворилась входная дверь. Как и дом, он выглядел чуть ниже ростом. И, как дом, немного постарел и осунулся.

— Кто там? — Он прищурился.

— Папа, это я, Майкл.

— Майки? — Отец уже рывком открывал сетчатую дверь.

Шотган вырвался наружу. Даже при том, что ноги его ослабели, пес обладал недюжинной силой и справляться с ним было непросто. Отец обнял меня, и Шотган наскочил на нас обоих, бешено взвизгивая от нетерпения.

— Прочь, глупый сукин сын, прочь!

Шотган отвалил ровно на полсекунды, а потом вновь принялся вылизывать мне лицо.